Вся работа инженера в железнодорожной жандармерии (или, как
её обозвал Мыльников, «железномерии»), длившаяся уже целый год, была направлена
на одно: защитить самый уязвимый участок в анатомии недужного российского
динозавра — его главную, хребтовую артерию. Предприимчивый японский хищник,
атаковавший израненного исполина с самых разных сторон, рано или поздно должен
был сообразить, что ему не нужно сбивать противника с ног, довольно перегрызть его
единственный кровоснабжающий сосуд — Транссибирскую магистраль. Оставшись без
боеприпасов, продовольствия и подкреплений, Маньчжурская армия будет обречена.
Тезоименитский мост — не более, чем проба сил. Движение по
нему будет полностью восстановлено через две недели, пока же поезда идут в
обход по псковско-старорусской ветке, теряя всего несколько часов. Но если б
подобный удар был нанесён в любой точке за Самарой, откуда магистраль
вытягивается единой ниткой протяжённостью в восемь тысяч вёрст, это вызвало бы
остановку сообщения минимум на месяц. Армия Линевича окажется в
катастрофическом положении. И потом, кто мешает японцам устраивать диверсии
одну за другой?
Правда, Транссиб — дорога новая, построенная по современной
технологии. Год проведён не впустую — налажена неплохая система охраны, да и
сибирские мосты не чета Тезоименитскому, десятью фунтами мелинита через
клозетное отверстие не взорвёшь. Но японцы ушлые, придумают что-нибудь другое.
Самое скверное, что они приняли решение начать рельсовую войну.
Теперь жди продолжения…
От этой мысли (к сожалению, совершенно неоспоримой) Эрасту
Петровичу стало страшно. Но инженер принадлежал к той породе людей, в ком страх
вызывает не паралич или паническую суетливость, а мобилизацию всех умственных
ресурсов.
«Мелинит, м-мелинит», задумчиво повторял Фандорин,
прохаживаясь по временно одолженному у Данилова кабинету. Щёлкал пальцами
заложенной за спину руки, дымил сигарой, подолгу стоял у окна, щурясь на ясное
майское небо.
То, что для последующих диверсий японцы применят именно
мелинит, сомнений не вызывало. Опробовали эту взрывчатку на Тезоименитском
мосту, результатом остались довольны.
Мелинит в России не производят, это взрывчатое вещество
состоит на вооружении лишь у французов и японцев, причём последние именуют его
симосэ, или, в исковерканном русскими газетчиками варианте, «шимоза». Именно
шимозе приписывают главную заслугу в Цусимской победе японского флота: снаряды,
начинённые мелинитом, продемонстрировали куда большую пробивную и разрывную
мощь, чем русские пороховые.
Мелинит, или пикриновая кислота, идеально подходит для
диверсионной деятельности: мощен, отлично комбинируется с взрывателями
различного типа и притом компактен. Но все же для диверсии на большом
современном мосту понадобится заряд в несколько пудов. Откуда диверсанты
возьмут такое количество взрывчатки и как переправят?
Ключ был именно здесь — Эраст Петрович сразу это понял, но
прежде чем подступиться к главному направлению поиска, принял меры
предосторожности на второстепенном.
На случай, если мелинитовая версия ошибочна и враг задумал
воспользоваться обычным динамитом либо пироксилином, Фандорин распорядился
разослать по всем военным складам и арсеналам секретный циркуляр с
предупреждением. От этой бумажки охрана, конечно, бдительней не станет, но
воры-интенданты поостерегутся продавать взрывчатку на сторону, а ведь именно
таким образом смертоносные материалы обычно уплывают к отечественным бомбистам.
Приняв эту подстраховочную меру, Эраст Петрович
сосредоточился на путях транспортировки мелинита.
Доставят его из-за границы, и скорее всего из Франции (не из
Японии же везти!).
Груз по меньшей мере в несколько пудов весом чемоданом не
переправишь, думал Фандорин, вертя в руках полученную в артиллерийской
лаборатории пробирку со светло-жёлтым порошком. Поднёс к лицу, рассеянно втянул
носом резкий запах — тот самый «мертвящий аромат шимозы», который любят
поминать военные корреспонденты.
«А что ж, п-пожалуй», пробормотал вдруг Эраст Петрович.
Быстро поднялся, велел подавать коляску и четверть часа
спустя был уже в Малом Гнездниковском переулке, на Полицейском телеграфе. Там
он продиктовал телеграмму, от которой оператор, чего только не повидавший на
своём веку, часто-часто захлопал глазами.
Слог пятый
почти целиком состоящий из
разговоров тет-а-тет
Утром 25 мая квартирант графини Бовада получил известие о
прибытии и Груза, и Транспорта — в один день, как планировалось. Организация
работала с точностью хронометра.
Груз представлял собой четыре полуторапудовых мешка
кукурузной муки, присланных из Лиона московской хлебопекарне «Вернер и
Пфлейдерер». Посылка ожидала получателя на складе станции «Москва-Товарная»
Брестской железной дороги. Тут всё было просто: приехать, предъявить квитанцию,
да расписаться. Мешки наипрочнейие — джутовые, водостойкие. Если не в меру
дотошный жандарм или поездной воришка проткнёт на пробу — просыплется жёлтый
крупнозернистый порошок, который в пшенично-ржаной России вполне сойдёт за
кукурузную муку.
С транспортом было сложнее. Кружным путём, из Неаполя в
Батум, а оттуда железной дорогой через Ростов на Рогожскую сортировочную
прибывал опломбированный вагон, по документам числящийся за Управлением
конвойных команд и сопровождаемый караулом в составе унтер-офицера и двух
солдат. Охрана была настоящая, документация поддельная. То есть в ящиках
действительно, как значилось в сопроводительных бумагах, лежали 8500
итальянских винтовок «веттерли», 1500 бельгийских револьверов «франкотт»,
миллион патронов и динамитные шашки, однако предназначался весь этот арсенал
вовсе не для нужд конвойного ведомства, а для человека по кличке Дрозд. По
плану, разработанному отцом Василия Александровича, в Москве должна была
завязаться большая смута, которая отобьёт у русского царя охоту зариться на
маньчжурские степи и корейские концессии.
Мудрый составитель плана учёл всё: и что в Петербурге
гвардия, а во второй столице лишь разномастный гарнизон из запасных второго
разряда, и что Москва — транспортное сердце страны, и что в городе двести тысяч
голодных, озлобленных нуждой рабочих. Уж десять-то тысяч бесшабашных голов
среди них сыщутся, было бы оружие. Одна искра — и рабочие кварталы вмиг
ощетинятся баррикадами.
Начал Рыбников, как его приучили с детства, то есть с самого
трудного.
На Сортировочную приехал штабс-капитаном. Представился, получил
в сопровождение чиновничка из отделения по прибытию грузов, отправился на
третий путь встречать ростовский литерный. Письмоводитель робел хмурого
офицера, нетерпеливо постукивавшего по настилу ножнами шашки. По счастью, долго
ждать не пришлось — поезд прибыл минута в минуту.
