Весь последний час Рыбников наблюдал за входом в трактир из
соседнего подъезда и Дрозда приметил ещё на подходе. Когда убедился, что слежки
нет, вошёл.
— Кузьмичу моё почтеньице! — крикнул он издалека,
подняв растопыренную пятерню — Дрозд его в лицо не знал, а нужно было
изобразить встречу старых приятелей.
Революционер нисколько не удивился, ответил в тон:
— А-а, Мустафа. Садись, татарская харя, почаевничаем.
Сильно стиснул руку, да ещё хлопнул по плечу.
Сели.
За соседним столом большая компания степенно кушала чай с
баранками. Поглядели на двух друзей без интереса, отвернулись.
— За вами не следят? — тихо спросил Василий
Александрович о самом насущном. — Уверены, что в вашем окружении нет
агента полиции?
Дрозд спокойно ответил:
— Почему же не следят, обязательно следят. И провокатор
имеется. Мы его, иуду, пока не трогаем. Лучше знать, кто, а то другого
приставят, вычисляй его.
— Следят? — напружинился Рыбников и метнул взгляд
в сторону стойки — за ней имелся выход в проходной двор.
— Ну, следят, так что? — Эсэр пожал
плечами. — Когда можно, пускай следят. А когда ни к чему, можно и
оторваться, дело привычное. Так что не нервничайте, отважный самурай. Я нынче
чистенький.
Второй раз за сегодняшний день Василия Александровича
назвали самураем, но теперь с явной насмешкой.
— Вы ведь японец? — спросил получатель Транспорта,
хрустнув куском сахара и шумно втянув чай из блюдца. — Я читал, что
некоторые из самураев почти неотличимы от европейцев.
— Какая к бесу разница — самурай, не самурай, —
обронил Рыбников, по привычке подстраиваясь под тон собеседника.
— Это верно. Давайте к делу. Где товар?
— Перевёз в склад на реке, как вы просили. Зачем вам
река?
— Нужно. Куда именно?
— После покажу.
— Кто кроме вас знает? Ведь разгрузка, перевозка,
охрана — целое предприятие. Люди надёжные? Язык за зубами держать умеют?
— Они будут немы, как рыбы, — серьёзно сказал
Рыбников. — Ручаюсь головой. Когда будете готовы забрать?
Дрозд почесал бороду.
— Думаем часть товара, небольшую, в Сормово сплавить,
по Оке. Завтра к ночи оттуда придёт баржа. Тогда и заберём.
— Сормово? — прищурился Василий
Александрович. — Это хорошо. Правильный выбор. Каков ваш план действий?
— Начнём с забастовки на железных дорогах. Потом всеобщая.
А когда власть нервишками дрогнет, пустит казаков или маленько постреляет —
вмиг боевые отряды. На сей раз обойдёмся без булыжника, орудия пролетариата.
— Когда начнёте-то? — небрежно спросил
Рыбников. — Нужно, чтоб самое позднее через месяц.
Каменное лицо революционера скривилось в усмешке:
— Выдыхаетесь, сыны микадо? Язык на плечо?
По зале прокатился смешок, и Василий Александрович от
неожиданности вздрогнул — неужто услышали?
Рывком обернулся — и тут же снова расслабился.
Это в трактир ввалились двое седобородых извозчиков, здорово
навеселе. Один, не удержавшись на ногах, упал, второй помогал ему подняться,
приговаривая:
— Ничаво, Митюха, конь об четырех ногах, и то
спотыкается…
От одного из столов крикнули:
— Энтакого коняшку на живодёрню пора!
Загоготали.
Митюха заругался было на насмешников, но налетели половые и
в два счета вытолкали пьяненьких ванек прочь — не срами почтенное заведение.
— Эх, Русь-матушка, — снова усмехнулся Дрозд, и
опять криво. — Ничего, скоро так встряхнём — из порток выскочит.
— И припустит с голым задом в светлое будущее?
Революционер внимательно посмотрел в холодные глаза
собеседника.
Не надо было задирать, сразу понял Рыбников. Перебор.
Несколько секунд не отводил взгляд, потом сделал вид, что не
выдерживает — потупился.
— Нас с вами объединяет лишь одно, — презрительно
сказал эсэр. — Отсутствие буржуазных сантиментов. Только у нас,
революционеров, их уже нет — перешагнули, а у вас, молодых хищников, их ещё нет
— не доросли. Вы используете нас, мы используем вас, однако вы мне, господин
самурай, не ровня. Вы не более чем винтик в машине, а я — архитектор
Завтрашнего Дня, ясно?
Он похож на кошку, решил Василий Александрович. Позволяет
себя кормить, но руку лизать не станет — в лучшем случае мурлыкнет, и то вряд
ли.
Ответить нужно было в тон, но не усугубляя конфронтацию:
— Ладно, господин архитектор, к черту лирику. Обсудим
детали.
* * *
Дрозд и ушёл по-кошачьи, без прощаний.
Когда выяснил всё, что нужно, просто поднялся и нырнул в
дверь за стойкой. Василию Александровичу предоставил уходить через улицу.
Возле трактира на козлах дремали извозчики, поджидали
седоков. Первые двое — давешние пьянчуги. Первый совсем сомлел, уткнулся носом
в колени и знай похрапывал. Второй кое-как держался — даже тряхнул вожжами,
увидев Рыбникова.
Но брать извозчика у трактира Василий Александрович не стал
— это противоречило правилам конспирации. Отошёл подальше и остановил
случайного, ехавшего мимо.
На углу Кривоколенного переулка, в месте плохо освещённом и
пустынном, Рыбников положил на сиденье рублёвку, а сам мягко, даже не качнув
коляску, соскочил на мостовую — и в подворотню. Как говорится, бережёного Бог
бережёт.
Слог шестой
в котором важную роль играют
хвост и уши
Особый поезд № 369-бис ожидался ровно в полночь, и
можно было не сомневаться, что эшелон прибудет минута в минуту — о графике его
следования Фандорину телеграфировали с каждой станции. Состав шёл по «зеленой
улице», вне всякой очереди. Грузовые, пассажирские и даже курьерские уступали
ему дорогу. Когда мимо обычного поезда, беспричинно застрявшего где-нибудь в
Бологом или Твери, проносился паровоз с одним-единственным купейным вагоном,
бывалые пассажиры говорили друг другу: «Начальство поспешает. Видать, в Москве
какая-нибудь закавыка».
Окна секретного вагона были не только закрыты, но и плотно
завешены шторами. На всем пути следования из первой столицы во вторую 369-бис
остановился всего один раз, для заправки, да и то не более чем на четверть
часа.
