Фандорин увидел румяную физиономию, почти до самых глаз
заросшую густой чёрной бородой, чрезвычайно живые глаза, сочный рот. Дон Цурумаки
оскалил замечательно крепкие зубы и дружески хлопнул Булкокса по плечу.
Доронин был прав: в манерах и облике хозяина не было почти
ничего японского – разве что разрез глаз да небольшой рост.
В короткопалой руке дымилась толстенная сигара, большой живот
был обтянут алым шёлковым жилетом, в галстуке мерцала огромная чёрная
жемчужина.
– О-о, мой русский друг! – зычно вскричал
Дон. – Добро пожаловать в берлогу старого холостяка! Несравненная
Обаяси-сан, ёку ирассяимасита!
[11]
А это, должно быть, тот самый
помощник, которого вы ждали с таким нетерпением. Каков молодец! Боюсь, мои
девки из-за него раздумают перевоспитываться!
Горячая лапа сильно стиснула руку титулярного советника, и
на этом представление было окончено. Цурумаки с радостным воплем кинулся обниматься
с каким-то американским капитаном.
Интересный субъект, подумал Эраст Петрович, оглядываясь.
Настоящая динамоэлектрическая машина.
В зале играл оркестр, искупая сомнительное качество
исполнения грохотом и бравурностью.
– Наша добровольная пожарная команда, –
прокомментировал Всеволод Витальевич. – Музыканты из них неважные, но
других в городе нет.
Гости весело болтали, стоя кучками, прогуливались по
открытой террасе, угощались у длинных столов, Фандорина удивило количество
мясных закусок – всевозможных ветчин, колбас, ростбифов, перепёлок, окороков.
Доронин объяснил:
– Японцы до недавнего времени были вегетарианцами.
Мясоедение считается у них признаком просвещённости и прогресса, как у наших
аристократов питьё кумыса и жевание пророщенного зёрна.
Большинство гостей-мужчин составляли европейцы и американцы,
но среди женщин преобладали японки. Некоторые, как Обаяси, были в кимоно,
прочие, подобно О-Юми, нарядились по-западному.
Целый цветник красоток собрался вокруг тощего, вертлявого
господина, демонстрировавшего им какие-то картинки. Это был японец, но
разодетый почище любого денди с лондонской Бонд-стрит: жилет с искрой,
сверкающий бриллиантином пробор, фиалка в петлице.
– Князь Онокодзи, – шепнул Фандорину
консул. – Здешний законодатель мод. Тоже, в своём роде, продукт прогресса.
Раньше в Японии этаких князей не бывало.
– А это, сударыни, мадрасский чепец от Боннара, –
донёсся жеманный голос князя, умудрявшегося, говоря на английском, ещё и
грассировать на парижский манер. – Новейшая коллекция. Обратите внимание
на оборки и особенно на бант. Вроде бы простенько, но сколько элегантности!
Всеволод Витальевич покачал головой:
– И это отпрыск владетельных даймё! Его отцу
принадлежала вся соседняя провинция. Но теперь удельные княжества упразднены,
бывшие даймё превратились в государственных пенсионеров. Некоторые, вроде этого
хлыща, вошли во вкус своего нового статуса. Никаких забот, не нужно содержать
свору самураев, живи себе поживай, срывая цветы наслаждений. Онокодзи, правда,
в два счета прожился, но его подкармливает щедрый Туча-сан – в благодарность за
покровительство, которое нашему разбойнику оказывал папаша князя.
Эраст Петрович отошёл в сторонку, чтобы записать в блокнот
полезные сведения о прогрессивном мясоедении и пенсионерах-даймё. Заодно
попробовал набросать профиль О-Юми: изгиб шеи, нос с плавной горбинкой, быстрый
взгляд из-под опущенных ресниц. Получилось непохоже – чего-то недоставало.
– А вот и тот, кто нам нужен, – поманил его
консул.
В углу, у колонны, разговаривали двое: уже знакомый
Фандорину достопочтенный Булкокс и какой-то господин, судя по моноклю и
сухопарости, тоже англичанин. Беседа, кажется, была не из приятельских –
Булкокс неприязненно усмехался, его собеседник кривил тонкие губы. Дамы с
горностаем рядом с ними не было.
– Это капитан Бухарцев, – сказал Всеволод
Витальевич, ведя помощника через зал. – Пикируется с британским
супостатом.
Эраст Петрович пригляделся к морскому агенту повнимательней,
но так и не обнаружил в этом джентльмене никаких признаков русскости.
Представители двух враждующих империй походили друг на друга, как родные
братья. Если уж выбирать, то за славянина скорей можно было принять Булкокса с
его буйной шевелюрой и открытой, энергичной физиономией.
Разговора вчетвером не вышло. Сухо кивнув Фандорину, с
которым его познакомил консул, англичанин сослался на то, что его ожидает дама,
и отошёл, предоставив русских обществу друг друга.
Рукопожатие капитан-лейтенанта Фандорину не понравилось –
что за манера подавать одни кончики пальцев? Мстислав Николаевич (так звали
агента) явно желал сразу установить дистанцию и продемонстрировать, кто здесь
главный.
– Гнусный англичашка, – процедил Бухарцев,
провожая Булкокса прищуренным взглядом. – Как он смеет! «Вам не следует
забывать, что Россия уже двадцать лет как перестала быть великой державой!»
Каково? Я ему: «Мы только что победили Оттоманскую империю, а вы никак не
можете справиться с жалкими афганцами».
– Хорошо срезали, – одобрил Всеволод
Витальевич. – А он на это что?
– Вздумал меня поучать. «Вы цивилизованный человек.
Неужто не ясно, что мир только выиграет, если научится жить по-британски?».
Это суждение заставило Фандорина задуматься. А что если
англичанин прав? Коли уж выбирать, как существовать миру – по-британски или
по-русски… Но на этом месте Эраст Петрович сам себя одёрнул. Во-первых, за
непатриотичность, а во-вторых, за некорректную постановку вопроса. Сначала
нужно решить, хорошо ли будет, если весь мир станет жить по какому-то единому
образцу, пускай даже самому расчудесному?
Он размышлял над этой непростой проблемой, в то же время
слушая, как Доронин вполголоса рассказывает агенту о зловещих пассажирах
капитана Благолепова.
– Бред, – морщился Бухарцев, однако, немного
поразмыслив, оживился. – А впрочем, пускай. По крайней мере
продемонстрируем министру, насколько Россия озабочена его безопасностью. Пусть
помнит, что настоящие его друзья мы, а не англичане.
В это время хозяин дома, видный издалека благодаря своей
замечательной феске, бросился к дверям, где начиналась какая-то суета: одни
гости подались вперёд, другие, наоборот, почтительно попятились, и в зал
медленно вошёл японец в скромном сером сюртуке. Остановился на пороге,
поприветствовал собравшихся изящным поклоном. Его умное, узкое лицо в
обрамлении усов и подусников, осветилось приятной улыбкой.
