Бухарцев в ужасе оглянулся на нарушителя этикета, Суга с
Дорониным тоже замерли, очевидно боясь, что министр взорвётся и пошлёт их к
черту вместе с охраной.
Но Окубо внимательно посмотрел на Эраста Петровича и сказал:
– Вы – тот человек, кому поручено возглавить следствие?
Хорошо, даю вам неделю. Но ни одного дня больше. Я не могу допустить, чтобы
какие-то сумасброды стесняли свободу моих передвижений. А теперь, господа,
прошу извинить – мне нужно побеседовать с британским консулом.
Он кивнул и удалился.
– Это он нарочно, – с кислой миной произнёс
Бухарцев по-русски. – Для восстановления баланса. Статьи в «Таймс» не
будет.
Но его заглушил Суга.
– Мистер Фандорин, вы молодец! Я никогда бы не осмелился
разговаривать с его превосходительством в таком тоне. Целая неделя – это
замечательно! Значит, господин министр отлично понял всю серьёзность угрозы.
Прежде он никогда не соглашался на телохранителей. Он верит в судьбу. Часто
повторяет: «Если я ещё нужен моей стране, ничего со мною не случится. А если
больше не нужен – туда мне и дорога».
– Как мы организуем расследование, господин
генерал? – деловито осведомился Бухарцев. – Кого из ваших помощников
вы присоедините к консульской группе?
Вице-интендант, однако, обратился не к морскому агенту, а к
Фандорину:
– Ваш начальник сказал, что вы прежде работали в
полиции. Это очень хорошо. Я дам вам не чиновника из управления, а кого-нибудь
из инспекторов – разумеется, говорящего по-английски и хорошо знающего Йокогаму.
Но я должен вас предупредить: японская полиция мало похожа на другие полиции
мира. Наши люди исполнительны, но у них мало инициативы – ведь все они в
недавнем прошлом были самураями, а самурая с детства приучали не рассуждать, но
повиноваться. Многие слишком придерживаются старых обычаев и никак не хотят
привыкать к огнестрельному оружию. Стреляют из рук вон плохо. Но ничего, пусть
мой материал плохо обработан, зато это чистое золото, притом высокой
пробы! – Суга говорил быстро, энергично, помогая себе взмахами
кулака. – Да, моим самураям пока далеко до британских констеблей и
французских ажанов по части полицейской подготовки, но зато они не берут мзды,
усердны и готовы учиться. Дайте срок, и мы создадим лучшую полицию в мире!
И эта страстная речь, и сам вице-интендант Фандорину очень
понравились. Вот если бы нашей полицией руководили такие энтузиасты, а не
надутые господа из Департамента полиции, думал титулярный советник. Особенно же
поразило его, что полицейские не берут взяток. Возможно ли это, или японский
генерал витает в облаках?
Обсуждению деталей будущего сотрудничества помешало
нежданное происшествие.
– И-и-и-и! – раздался вдруг многоголосый женский
визг, и такой отчаянный, что собеседники в изумлении обернулись.
Через зал нёсся Дон Цурумаки.
– Сюрприз! – с хохотом орал Дон, показывая на
портьеру, которой была закрыта одна из стен. Визг доносился именно оттуда.
Дирижёр залихватски взмахнул палочкой, пожарные грянули
разухабистый мотивчик, и занавес распахнулся, открыв шеренгу девиц в газовых юбках.
Это были японки, но командовала ими рыжая долговязая француженка.
– Mes poules, allez-op!
[13]
– крикнула
она, и шеренга, задрав юбки, дружно вскинула ноги кверху.
– Канкан! – зашумели гости. – Настоящий
канкан!
Танцовщицы задирали ноги не так уж высоко, да и сами
конечности, пожалуй, были коротковаты, но зрители всё равно пришли в
совершённый восторг. Должно быть, в Японии знаменитый парижский аттракцион был
в диковину – сюрприз явно удался.
Эраст Петрович видел, как заворожённо уставилась на канкан Обаяси
– вся порозовела, прикрыла рот ладонью. Прочие дамы тоже смотрели на сцену во
все глаза.
Титулярный советник поискал взглядом О-Юми.
Она стояла со своим британцем, отмахивала бешеный такт
веером и чуть поводила точёной головкой, жадно следя за движениями танцовщиц.
Внезапно она проделала штуку, которую вряд ли кто-нибудь кроме Фандорина мог
увидеть – все были слишком поглощены канканом. О-Юми приподняла подол и
выбросила вверх ногу в шёлковом чулке – очень высоко, выше головы, куда там
танцовщицам. Ножка была длинной и стройной, а движение настолько стремительным,
что со ступни слетела серебряная туфелька. Исполнив посверкивающее сальто в
воздухе, этот эфемерный предмет стал падать и был ловко подхвачен Булкоксом.
Англичанин и его подруга засмеялись, потом «достопочтенный» опустился на
колено, взял необутую ножку, чуть дольше необходимого придержал узкую щиколотку
и водворил туфельку на место.
Пронзённый острым, болезненным чувством, Эраст Петрович
отвёл глаза в сторону.
У настоящей
Красавицы туфельки,
И те летают.
Первый луч солнца
Глубокой ночью, на исходе всё того же бесконечно долгого
дня, Эраст Петрович сидел в кабинете у начальника муниципальной полиции. Ждали
третьего члена следственной группы, туземного инспектора. Пока же пили крепкий
чёрный кофе и понемногу приглядывались друг к другу.
Сержант Уолтер Локстон в не столь отдалённом прошлом служил
блюстителем законности в каком-то скотоводческом городке на американском Диком
Западе и сохранил все повадки этого нецивилизованного края.
Он сидел, закинув ноги на стол, и раскачивался на стуле;
форменное кепи было сдвинуто чуть не до кончика носа, на манер ковбойской
шляпы, в углу рта торчала потухшая сигара, а на поясе у сержанта висело два
здоровенных револьвера.
Полицейский не умолкал ни на минуту, балагурил, всячески
строил из себя рубаху-парня, но Фандорин всё больше укреплялся в мнении, что
Локстон не так прост, как прикидывается.
– Ну и карьера у меня, вы не поверите, –
рассказывал он, немилосердно растягивая гласные. – Нормальные люди из
сержантов выслуживаются в маршалы, а у меня всё шиворот-навыворот. В той дыре,
где на пятьсот жителей было пять тысяч коров, а преступлением века стало
похищение 65 долларов с местной почты, я назывался «маршал». Здесь же, в
Йокогаме, где живёт почти десять тысяч человек, не считая чёртовой уймы
косоглазых, я всего лишь сержант. При том что мой помощник – лейтенант. Ну не
умора? Так уж тут заведено. Сержант, а? Домой письма пишу – вынужден врать,
подписываюсь «капитан Локстон». Ведь по-правильному-то я должен быть капитан. С
сержантом – это какие-то ваши европейские выдумки. Вот скажите, Расти, у вас в
России сержанты есть?
