— Я тебе остановлю! У меня срочное дело в Москве!
Рыбников мягко взял Лидину за локоть, успокаивающе начал:
— Сударыня, ну в самом деле. Конечно, катастрофия
ужасная, но единственное, чем мы можем помочь, — это поскорее
протелеграфировать с ближайшей…
— Ах, ну вас всех! — крикнула Гликерия Романовна.
Метнулась к стоп-крану и рванула ручку.
Все, кто находился в коридоре, кубарем полетели на пол.
Поезд, подпрыгнув, мерзко заскрежетал по рельсам. Со всех сторон доносились вой
и визг — пассажиры решили, что и их поезд угодил в крушение.
Первым опомнился чернявый, не упавший, а лишь стукнувшийся
головой о косяк двери.
С криком «Убью, мерррзавка!» он налетел на оглушённую
падением истеричку и схватил её за горло.
Судя по огонькам, вспыхнувшим в глазах Василия
Александровича, он отчасти разделял кровожадное намерение чернявого господина.
Однако во взгляде, который штабс-капитан бросил на удушаемую Гликерию
Романовну, была не только ярость, но и, пожалуй, изумление.
Вздохнув, Рыбников схватил несдержанного брюнета за воротник
и отшвырнул в сторону.
Слог четвёртый
в котором вольный стрелок
выходит на охоту
Аппарат зазвонил в половине второго ночи. Ещё не сняв
трубку, Эраст Петрович махнул камердинеру, просунувшему в дверь свою стриженую
башку, чтоб подавал одеваться. Телефонировать в такой час могли только из
управления и непременно по какому-нибудь чрезвычайному делу.
Слушая голос, взволнованно рокотавший в рожке, Фандорин всё
больше хмурил чёрные брови. Переменил руку, чтобы Маса просунул её в рукав
накрахмаленной рубашки. Покачал головой на штиблеты — камердинер понял и принёс
сапоги.
Телефонировавшему Эраст Петрович не задал ни одного вопроса,
сказал лишь:
— Хорошо, Леонтий Карлович, сейчас буду.
Уже одетый, на секунду остановился перед зеркалом. Причесал
чёрные с проседью (про такие говорят «перец с солью») волосы, прошёлся особой
щёточкой по совершенно белым вискам и аккуратным усикам, в которых ещё не было
ни единого серебряного волоска. Поморщился, проведя рукой по щеке, но бриться
было некогда.
Вышел из квартиры.
Японец уже сидел в авто, держа в руке дорожный саквояж.
Самое ценное в фандоринском камердинере было даже не то, что
он всё делал быстро и точно, а то, что умел обходиться без лишних разговоров.
Собственно, господин и слуга пока вообще не обменялись ни единым словом. По
выбору обуви Маса догадался, что предстоит дальняя поездка, — вот и
снарядился соответствующим образом.
Двухцилиндровый «олдсмобиль», взревев мощнейшим
двадцатисильным мотором, с рёвом вынесся с Садовой, где квартировал Фандорин, и
минуту спустя уже скользил по Чернышевскому мосту. С серого, неубедительного
ночного неба сочился вялый дождик, мостовая блестела от луж. Замечательные
небрызгающие шины фирмы «Геркулес» скользили по асфальту, словно по чёрному
льду.
Ещё через две минуты авто затормозило у дома номер 7 по
Коломенской улице, где располагалось Санкт-Петербургское Жандармско-полицейское
управление железных дорог.
Фандорин взбежал по ступенькам, кивнув взявшему под козырёк
часовому. Камердинер же остался сидеть в «олдсмобиле», да ещё демонстративно
отвернулся.
С самого начала вооружённого конфликта между двумя империями
Маса, являвшийся японцем по рождению, но российским подданным по паспорту,
заявил, что будет соблюдать нейтралитет, и скрупулёзно придерживался этого
правила. Подвигами героических защитников Порт-Артура не восхищался, но не
радовался и победам японского оружия. Главное же — принципиально не переступал
порога военных учреждений, что по временам доставляло и ему, и его господину
изрядные неудобства.
Нравственные страдания камердинера усугублялись ещё и тем,
что после нескольких арестов по подозрению в шпионаже пришлось камуфлировать
свою национальность. Фандорин выхлопотал для своего слуги временный паспорт на
имя китайского уроженца, так что теперь Маса, выходя из дому, был вынужден
надевать парик с длинной косой и, согласно документу, звался невозможным именем
«Лянчан Шанхоевич Чаюневин». От всех этих испытаний камердинер утратил аппетит,
осунулся и даже перестал разбивать сердца горничным и белошвейкам, у которых в
довоенное время пользовался головокружительным успехом.
Времена были тяжёлые не только для фальшивого Лянчана
Шанхоевича, но и для его господина.
Когда японские миноносцы без предупреждения атаковали
Порт-Артурскую эскадру, Фандорин находился на противоположном краю света, в
голландской Вест-Индии, где проводил увлекательнейшие изыскания из области
подводной навигации.
Вначале Эраст Петрович не желал иметь ничего общего с
войной, в которой участвовали две дорогие его сердцу страны, но по мере того,
как перевес все более склонялся на сторону Японии, Фандорин постепенно
утрачивал интерес и к влагостойким свойствам алюминия, и даже к поискам галеона
«Сан-Фелипе», затонувшего с грузом золота в 1708 году от Рождества Христова в
семи милях к зюйд-зюйд-весту от острова Аруба. В тот самый день, когда
фандоринская субмарина наконец царапнула алюминиевым брюхом по торчащему из дна
обломку испанской грот-мачты, пришло известие о гибели броненосца
«Петропавловск» вместе с главнокомандующим адмиралом Макаровым и всем экипажем.
Наутро, доверив подъем золотых слитков компаньонам, Эраст
Петрович отбыл на родину.
Прибыв в Санкт-Петербург, обратился к давнему, ещё по
Третьему отделению, сослуживцу, ныне состоявшему на ответственнейшей должности,
и предложил свои услуги: известно, что специалистов по Японии катастрофически
мало, а Эраст Петрович в своё время прожил в Стране Восходящего Солнца не один
год.
Старый знакомец визиту Фандорина очень обрадовался, однако
сказал, что желал бы использовать Эраста Петровича на ином поприще.
