Пустые графы понемногу заполнялись. У стены громко тикали
часы в виде Большого Бена.
А в шесть часов пополудни, по окончании присутствия, усталый
и мрачный Фандорин спустился к себе в квартиру, есть приготовленный Масой ужин.
Ничего этого не было, сказал себе Эраст Петрович, с
отвращением жуя клейкий, прилипающий к зубам рис. Ни натянутого аркана в руке,
ни жаркой пульсации крови, ни аромата ирисов. Особенно аромата ирисов. Всё это
химера и морок, к настоящей жизни отношения не имеет. Есть ясная, простая,
нужная работа. Есть завтрак, обед и ужин. Есть восход и закат. Правила, рутина,
регламент – и никакого хаоса. Хаос исчез, более не вернётся. И слава Богу.
Тут за спиной у титулярного советника скрипнула дверь и
раздалось деликатное покашливание. Ещё не обернувшись, даже не зная, кто это,
одним лишь внутренним чувством Фандорин угадал: это снова хаос, он вернулся.
Хаос имел облик инспектора Асагавы. Тот стоял в дверях
столовой, держа в руке шляпу, лицо у него было застывшее, полное решимости.
– Здравствуйте, инспектор. Что-нибудь…
Внезапно японец повалился на пол. Упёрся в пол ладонями,
глухо стукнул лбом о ковёр.
Эраст Петрович сдёрнул салфетку и вскочил.
– Да что такое?!
– Вы были правы, не доверяя мне, – отчеканил
Асагава, не поднимая головы. – Это я во всем виноват. Министр погиб по
моей вине.
Несмотря на покаянную позу, сказано было ясно, чётко, без
громоздких формул вежливости, свойственных инспектору в обычном разговоре.
– Что-что? Да бросьте вы свои японские ц-церемонии!
Вставайте!
Асагава не встал, но по крайней мере выпрямился, руки положил
на колени. Его глаза – теперь Фандорин явственно это разглядел – горели ровным,
неистовым светом.
– Сначала я был оскорблён. Думал: как он смел
подозревать японскую полицию! Наверняка утечка происходила от них самих,
иностранцев, потому что у нас порядок, а у них порядка нет. Но сегодня, когда
случилась катастрофа, у меня вдруг открылись глаза. Я сказал себе: сержант
Локстон и русский вице-консул могли проболтаться не тому, кому следует, про
свидетеля убийства, про засаду в годауне, про отпечатки пальцев, но откуда же
им было знать, когда именно сняли охрану и куда отправится министр утром?
– Говорите, говорите! – поторопил его Фандорин.
– Мы с вами искали троих сацумцев. Но заговорщики
подготовили свой удар основательно. Была ещё одна группа, из шести убийц. А
может быть, имелись и другие, запасные. Почему нет? Врагов у министра хватало.
Здесь важно вот что: все эти фанатики, сколько бы их ни было, управлялись из
одного центра и действовали согласованно. Кто-то снабжал их самыми точными
сведениями. Стоило министру обзавестись охраной, и убийцы затаились. А удар
нанесли сразу же, как только его превосходительство покинул свою резиденцию без
охраны. Что это значит?
– Что заговорщики получали сведения из ближнего
окружения Окубо.
– Вот именно! От кого-то, кто находился к нему поближе,
чем мы с вами! И как только я это понял, всё встало на свои места. Помните
язык?
– Какой язык?
– Откушенный! Он всё не давал мне покоя. Я помню, что
хорошо проверил хами, тесёмка была в полном порядке. Перегрызть её Сэмуси не
сумел бы, развязаться она тоже не могла – мои узлы не развязываются… Утром я
был на полицейском складе, где хранятся улики и вещественные доказательства по
делу банды Сухорукого: оружие, одежда, предметы пользования – всё, по чему мы
пытаемся установить их личность и нащупать связи. Я внимательно изучил хами.
Вот он, смотрите.
Инспектор достал из кармана деревянный мундштук с висящими
завязками.
– Верёвка разрезана! – вскричал Фандорин. –
Но как это могло произойти?
– Вспомните, как все было. – Асагава наконец поднялся
на ноги, встал рядом. – Я подошёл к вам, мы стояли вот так, разговаривали.
Вы просили у меня прощения. А он задержался подле Горбуна, делал вид, что
проверяет путы. Помните?
– Суга?! – прошептал титулярный советник. –
Невозможно! Но ведь он был с нами, рисковал жизнью! Блестяще разработал и
провёл операцию!
Японец горько усмехнулся.
– Естественно. Хотел быть на месте и убедиться, что ни
один из заговорщиков не попадётся к нам в руки живым. Помните, как Суга вышел
из храма, показал на Горбуна и крикнул «Хами!»? Это потому что Сэмуси медлил,
всё не мог решиться…
– П-предположение, не более, – качнул головой
титулярный советник.
– А это тоже предположение? – Асагава показал
перерезанную верёвку. – Только Суга мог это сделать. Погодите,
Фандорин-сан, я ещё не всё сказал. Даже когда у меня появилось такое страшное,
неопровержимое доказательство, я всё равно не мог поверить, что вице-интендант
полиции способен на подобное преступление. Это же уму непостижимо! И я
отправился в Токио, в полицейское управление.
– 3-зачем?
– Начальник канцелярии – старый друг моего отца, тоже
из бывших ёрики… Я пришёл к нему и сказал, что забыл оставить себе копию с
одного из донесений, которые посылал господину вице-интенданту.
Фандорин насторожился:
– Каких донесений?
– О каждой нашей беседе, каждом совещании я должен был
немедленно докладывать Суге, специальным нарочным. Такой у меня был приказ, и я
неукоснительно его соблюдал. Всего мною было отправлено восемь донесений. Когда
же начальник канцелярии передал мне папку с делом, я обнаружил лишь пять своих
рапортов. Три отсутствовали: о том, что ваш слуга видел предполагаемого убийцу;
о засаде возле годауна; о том, что в муниципальной полиции хранятся оттиски
пальцев таинственного синоби…
Похоже, теперь инспектор сказал всё. Некоторое время в
комнате царило молчание: Фандорин сосредоточенно размышлял, Асагава ждал, чем
эти размышления закончатся.
Закончились они вопросом, который был задан тихим голосом и
сопровождался пристальным взглядом в упор:
– Почему вы пришли с этим ко мне, а не к интенданту
полиции?
Асагава явно ждал этого и приготовил ответ заранее.
– Интендант полиции – человек пустой, его держат на
этом посту только из-за громкого титула. А кроме того… – Японец потупился –
было видно, что ему тяжело говорить такое иностранцу. – Откуда мне знать,
кто ещё состоял в заговоре. Даже в полицейском управлении некоторые в открытую
говорят, что сацумцы, конечно, государственные преступники, но всё равно герои.
Некоторые даже шепчутся, что Окубо получил по заслугам. Это первая причина, по
которой я решился обратиться к вам…
