Сейдж открыл и закрыл рот. Заложил руки за спину и привалился к шкафу.
— С чего вы взяли?
— Вы же были вчера вечером на митинге.
— Я не поддерживаю всего, что говорится на митингах. Всегда это подчеркивал и вчера вечером тоже заявил.
— Пожалуй, это все. — Аллейн положил пакетик с «Живительными вольтами» в карман. — Сколько с меня?
— Три шиллинга девять пенсов.
Старший инспектор достал из кармана две монеты по полкроны и подал фармацевту, который молча покинул склад и поднялся в аптеку. Аллейн последовал за ним. Сейдж открыл ящик кассы и извлек мелочь для сдачи. Лощеный юноша направился с ободряющей улыбкой к новому клиенту.
— Большое спасибо, сэр, — произнес фармацевт, подавая полицейскому шиллинг и три пенса.
— До свидания, — ответил тот.
— До свидания, сэр.
Из ближайшей телефонной будки Аллейн позвонил в Скотленд-Ярд.
— Что-нибудь для меня есть?
— Одну минуту, сэр. Да, пришел сэр Джон Филиппс. Хочет вас видеть.
— Он в моем кабинете?
— Да.
— Попросите его к телефону.
Прошло несколько секунд.
— Алло!
— Это сэр Джон Филиппс?
— Да. Инспектор Аллейн, я хотел с вами встретиться. Намерен чистосердечно во всем признаться.
— Буду через десять минут.
Чистосердечное признание сэра Джона Филиппса
Ночь со среды на четверг
Филиппс обвел взглядом кабинет: запертый стол старшего инспектора, стул, дорожку яркого желтого солнечного света на полу. Посмотрел на часы. Прошло десять минут, с тех пор как звонил Аллейн. Инспектор сказал, что будет через десять минут. Филиппс помнил, о чем собирался сообщить. И не было необходимости повторять. Он все же повторил снова. В коридоре раздались легкие шаги. Дверная ручка повернулась, и вошел Аллейн.
— Доброе утро, сэр, — произнес он. — Боюсь, заставил вас ждать.
Инспектор повесил шляпу, снял перчатки и сел за стол. Филиппс молча смотрел на него. Аллейн открыл замок стола и повернулся к посетителю.
— Что вы мне хотели сообщить, сэр Джон?
— Я пришел сделать заявление. Потом, если вам будет угодно, я оформлю его в письменном виде и подпишу. Ведь порядок таков?
— Давайте, я сначала выслушаю, о чем пойдет речь.
— С тех пор как вы вчера ушли, я постоянно думал об этом деле. Мне кажется, меня должны подозревать в убийстве. Все складывается не слишком благоприятно. Вы знаете, что я написал О'Каллагану. Делал инъекцию смертельно опасного препарата. Показывал вам таблетки. Анализ подтвердит, что они содержат обычную дозу, но я не в состоянии доказать, что та, которую я растворил и дал больному, аналогична таблетке, подвергшейся анализу. Не могу доказать, что растворил всего одну таблетку.
— На данном этапе нет.
— Я все это обдумал. Я не убивал О'Каллагана. Только грозил его убить. Вы знакомы с Томсом. Он славный балбес, но я вижу: Томс понимает, что вы меня подозреваете. Он, вероятно, сказал вам, что я использовал во время инъекции много воды, а затем сам же грыз себя за это. Да я бы сам его сгрыз. Он с ума меня сводит своими хохмами. Джейн — медсестра Харден — передала мне ваши слова. Вы знаете очень много. И скорее всего представляете, о чем я собираюсь вам сказать. Я хочу, чтобы она вышла за меня замуж. Джейн Харден отказывается из-за эпизода с О'Каллаганом. Наверное, считает, что я его убил. Во время операции она испугалась, поэтому казалась такой расстроенной, замешкалась с сывороткой и упала в обморок. Опасалась, что я покончу с О'Каллаганом. Слышала, как Томс рассказывал о том скетче. Вы о нем знаете?
— Томс говорил, что вы обсуждали сюжет.
— Осел! Он умелый хирург, но в деликатных вопросах просто дитя природы. Душу бы заложил, чтобы доказать, что не я убил министра, и в то же время треплется о таких вещах. Я хочу, чтобы вы поняли: в том, как вела себя в операционной Джейн Харден, виноват я. Она сочла, что я убил О'Каллагана. Мне это очевидно, потому что она не решается меня спросить. И, ради Бога, не давайте ее поступкам никакого иного объяснения. Она вбила себе в голову абсурдную мысль, будто погубила мою жизнь. Ее нервы ни к черту. Вся извелась и на грани истерики. Если вы меня арестуете, она может дать самые нелепые показания, только чтобы отвести подозрения от меня. Джейн — идеалистка. Таких людей я даже не пытаюсь понять. И она ничего не сделала со шприцем с сывороткой. Когда Томс обругал ее за проволочку, я обернулся и посмотрел на нее. Джейн находилась в полуобморочном состоянии. Она не виновата, но понимаю, что аргумент не слишком весомый. Она абсолютно невиновна.
Филиппс внезапно замолчал. Эта сцена показалась Аллейну весьма примечательной. Изменение в манерах хирурга по сравнению с их прошлой беседой было разительным. Исчезла спокойная, сдержанная учтивость. Он говорил торопливо, словно его подгоняла какая-то страшная необходимость. И теперь сверкал на Аллейна глазами, подавляя бешенство.
— Это все, с чем вы ко мне пришли, сэр Джон? — бесстрастно спросил старший инспектор.
— Что значит «все»?
— Ну, вы намекнули, будто ваша новость произведет эффект разорвавшейся бомбы, заявили, что хотите сделать чистосердечное признание, но, простите, мало что сообщили.
Филиппс ответил не сразу.
— Вероятно, вы правы. Инспектор Аллейн, вы можете меня заверить, что не питаете подозрений в отношении Джейн Харден?
— Боюсь, что нет. Я тщательно учту все, что вы сказали, но на данном этапе не могу делать категориче-ских заявлений подобного рода. Мисс Харден оказалась в двусмысленном положении. Надеюсь, она будет очищена от подозрений. Но теперь, скажу напрямик, невозможно не принимать ее во внимание только потому, что вы заявили, будто она невиновна.
Хирург долго молчал. Затем сцепил свои красивые ухоженные руки и, старательно глядя на них, произнес:
— Есть кое-что еще. Томс сообщил вам, что для инъекции гиосцина я открыл новую пробирку с таблетками?
— Да.
— Опять! Ну что за наивное создание! Вы придали значение второй пробирке?
— Я отложил ее в памяти.
— В таком случае слушайте. В ту неделю, которая предшествовала операции, я совсем дошел до точки. Когда подобное случается с мужчиной моего возраста, ничего хорошего не жди — это подтвердит вам любой психиатр. Я не мог думать ни о чем ином, кроме того, в какое жуткое мы попали положение — я и Джейн. В пятницу, когда я отправился к О'Каллагану, меня совершенно вывело из себя его нетерпимое самодовольство. Вот тогда я действительно мог его убить. Я не спал, пил спиртное, принимал снотворное. Совершенно себя извел. И в это время его привозят в ужасном состоянии и я должен его оперировать. А тут еще Томс со своим идиотским рассказом об этом скетче. Я едва соображал, что делаю. Действовал как автомат. — Хирург помолчал и продолжил: — Не исключено, что я ошибся с первой пробиркой. Вероятно, в ней что-то находилось.
