Синеватую жидкость дважды нагрели, поменяв во второй раз сетку. В результате оба ее куска оказались основательно изъеденными бертолетовой солью, и ни одной частички серого порошка на них обнаружить не удалось. Холмс взял новую сетку, разжег горелку и приступил к третьему опыту. Трудно было привыкнуть к мысли, что в этой тихой комнате на берегу Темзы с помощью простого химического опыта решается судьба человека — отправится ли он через несколько дней на виселицу или будет отпущен на свободу.
Несколько минут спустя раствор закипел. Холмс погасил пламя. Пузырьки постепенно исчезли, и стало очевидно, что медную сетку ровным слоем покрывает серый осадок. В воздухе повисло тяжелое молчание. Казалось, теперь Томас Сметхёрст обречен. Наконец профессор Тейлор нарушил тишину, вежливо, но решительно заявив:
— Если вы проверите осадок на реакцию с азотной кислотой, мистер Холмс, то убедитесь, что это мышьяк. Такого количества достаточно, чтобы убить нескольких человек. Тут не может быть сомнений.
— Да, безусловно, — согласился мой друг.
— Значит, все кончено, — вздохнул мистер Джиффард, удивленный легкостью, с которой Холмс признал поражение. — Больше мы ничего не можем сделать.
Все присутствующие одновременно ощутили неловкость. Одни сочувствовали разочарованному в своих ожиданиях Шерлоку Холмсу, другие сожалели о напрасно потерянном времени и готовы были без лишних слов уйти отсюда.
— Одну минуту, джентльмены, — сказал детектив и, как только все обернулись к нему, обратился к профессору Тейлору: — Скажите, вы не проверяли образец по методу Марша?
Тот нахмурился:
— Мистер Холмс, на медной сетке осадок мышьяка. Вы сами прекрасно это видите. Его здесь более чем достаточно для того, чтобы уморить кого угодно. С какой целью еще раз проводить анализ — по методу Марша или как-то иначе?
— С самой важной целью, профессор Тейлор. Чтобы оправдать человека, приговоренного к повешению за отравление, в котором он не повинен. Убийства вообще не было.
Химик шагнул к дверям лаборатории, но при этих словах остановился.
— Сейчас вы, чего доброго, скажете, что она умерла своей смертью, — бросил он раздраженно.
— Весьма вероятно, что именно так я и сделаю, — невозмутимо ответил Холмс. — Теперь я могу утверждать это с уверенностью.
— И никакого мышьяка ей не подсыпали?
Холмс нетерпеливо усмехнулся:
— Держу пари, что Изабелла Бэнкс никогда не принимала мышьяк ни в каком виде.
Я многое бы отдал за возможность присутствовать в тот момент в лаборатории. Не обращая внимания на недоверчивые смешки, Холмс подготовил оборудование для проведения пробы Марша. Метод был столь же простым, как и тест Райнша. Из всех ядов мышьяк обнаружить легче всего, поскольку он быстро испаряется. Подозрительный образец может проверить любой полицейский. Нужно поместить исследуемое вещество в закупоренную с обоих концов трубку и нагреть ее. Мышьяк испарится, а затем, при охлаждении, осядет на внутренней поверхности сосуда. В девяти случаях из десяти такой способ прекрасно работает.
Холмс приступил к опыту. Он растворил синеватую жидкость в реторте с соляной кислотой и нагревал до тех пор, пока не испарился весь водород. Затем пропустил образовавшийся газ сквозь предварительно нагретую стеклянную трубку. Содержащийся в образце мышьяк должен был осесть на ее внутренней поверхности в виде так называемого зеркала. Когда Холмс выключил горелку, поверхность стекла оставалась чистой, никакого налета на ней не было. Тот же самый образец, в котором только что обнаружили смертельную для Изабеллы Бэнкс концентрацию мышьяка, вообще не содержал яда.
Попробуйте представить себе всеобщее изумление. Были поражены и те, кто наблюдал за действиями Холмса с надеждой и тревогой за судьбу Томаса Сметхёрста, и те, кто своими выводами помогал набросить петлю на шею несчастного.
Как могло случиться, что один тест, безошибочный, испытанный временем, не показал присутствия мышьяка, а другой, столь же надежный и тщательно проведенный, обнаружил его в количестве, достаточном для вынесения смертного приговора? Разумеется, профессор Тейлор и его коллеги тут же повторили опыт Холмса, но получили аналогичный результат. Однако первое исследование по методу Райнша все-таки выявило в образце опасную дозу яда, и этот факт невозможно было отрицать.
Неожиданные итоги испытаний, как известно, привели к отсрочке казни. Министр внутренних дел сэр Джордж Корнуолл Льюис оказался меж двух огней — между требованиями закона и общественным мнением. Врачи, адвокаты и политики дружно протестовали против повешения Томаса Сметхёрста на основании сомнительных доказательств, подавали петиции о помиловании в министерство иностранных дел и ее величеству королеве Виктории. Попавший в затруднительное положение сэр Джордж призвал на помощь единственного человека, способного найти выход из этого тупика, — мистера Шерлока Холмса.
VII
В тот день мой друг впервые посетил министерство внутренних дел, и этот визит был далеко не последним. До нового срока исполнения приговора оставалось всего несколько суток. Было уже слишком поздно предпринимать что-либо для вызволения Томаса Сметхёрста. Осужденных на смерть обычно вешали утром в понедельник, но как раз в это время ввели закон об обязательном воскресном отдыхе. Рабочие, устанавливающие виселицу на крыше тюрьмы на Хорсмейнджер-лейн, отказались трудиться в воскресенье. Теперь вопрос состоял в том, перенесут ли казнь на пятницу или на вторник. В конце концов остановились на вторнике и тем самым спасли Сметхёрсту жизнь.
Сэр Джордж Льюис расположился за столом, спиной к венецианскому окну, откуда были видны паровые катера и баржи, проплывающие по Темзе. Он слыл широко образованным человеком, в свое время издавал популярный журнал «Эдинбург ревю», а также написал обширный труд «Наблюдения и рассуждения о политике». Ни один прежний министр внутренних дел не мог сравниться с ним в умении прислушаться к разумным доводам собеседника. Он предложил Холмсу сесть напротив, и тот наконец решился открыть свой секрет.
— Я всегда предпочитал пользоваться «бритвой Оккама», — не спеша произнес детектив. — Согласно этому философскому принципу, мы должны отказаться от всех невозможных объяснений, оставшееся и будет правильным, каким бы неожиданным оно ни казалось. Признаюсь, в деле Томаса Сметхёрста меня насторожило отсутствие мотивов преступления. Пусть он негодяй, мошенник и двоеженец. Нередко случалось, что супругу убивали ради денег, но я ни разу не слышал, чтобы кто-то избавился от жены, если она живой приносила в несколько раз больше дохода, чем можно было получить после ее смерти.
— Все это очевидно, мистер Холмс. Остается разгадать историю с мышьяком.
— Хорошо, — сказал сыщик. — Я слышал свидетельские показания в суде. Когда профессор Тейлор делал анализ, он искал только мышьяк и не обращал никакого внимания на содержание бертолетовой соли. Он полагал, что преступник дал ее несчастной женщине для того, чтобы скрыть следы яда в организме. Если у него и были какие-то сомнения, то они исчезли после получения положительного результата. Два первых опыта испарили из раствора всю соль, а на третий раз профессор обнаружил на медной сетке осадок мышьяка.
