Сорок пять минут. Это означало, что место хранения украденных бумаг располагается в пределах двух миль от озера Серпентайн. Конечно, этой подсказки недостаточно, чтобы найти пропажу, но границы поиска существенно сужаются.
— Хорошо, я подожду сорок пять минут, но ни мгновением больше, — ледяным тоном согласился Холмс.
— Не нужно быть таким нетерпеливым, мистер Холмс, — тихо рассмеялся Хауэлл. — Может быть, я выразился недостаточно ясно, но учтите: если наши переговоры окончатся ничем, у меня достаточно других предложений. Лично мне такой исход не по душе, только вот правительства двух стран и множество других солидных организаций проявляют живой интерес к виндзорским бумагам, как я их называю. И тогда неких известных нам особ уличат в супружеской измене, разврате, содомии и тому подобных грехах — причем на основании их собственных слов.
Вместо слов сыщика до меня донеслось только глухое рычание, а его собеседник снова усмехнулся:
— Наши интересы совпадают, мистер Холмс. Я ваш союзник, как бы странно это ни звучало. И у вас есть веские причины, чтобы желать мне здоровья и процветания. Если вдруг со мной случится беда, вам не представится второй шанс получить виндзорские бумаги. Вы не услышите о них до тех пор, пока некие развращенные особы, написавшие эти письма, не будут публично опозорены.
Тем, кто случайно проходил мимо, Холмс и Хауэлл наверняка казались достойными джентльменами, обсуждающими условия совершенно невинной коммерческой сделки. А я в это время думал о таинственном и могущественном человеке, стоящем за всеми сомнительными предприятиями мистера Хауэлла. Сэр Артур Бигг, судя по всему, не верил в его существование. Я же полагал, что мелкий шантажист, вымогавший деньги у господ Россетти и Суинбёрна, не справился бы с таким делом без поддержки более сильного и решительного компаньона.
Чуть позже мой друг повторил мне слова Хауэлла:
— Сорока пяти минут будет достаточно, мистер Холмс. Прошу вас не делать попыток проследить за мной или передать сообщение кому-то из своих друзей. За вами будут наблюдать и тут же сообщат мне, если во время моего отсутствия вы хоть ненадолго отлучитесь. В таком случае мы с вами больше никогда не увидимся, и вашим нанимателям прекрасно известно, каковы будут последствия.
Даже без этого предупреждения Холмсу было бы довольно трудно пуститься вдогонку за Хауэллом, когда тот пошел прочь. По длинным прямым аллеям, пусть даже обсаженным по сторонам деревьями, невозможно передвигаться незаметно. Эту задачу сразу решили поручить мне. Я не отправился прямо за Хауэллом, а свернул на Роттен-Роу, а затем в сторону Гайд-парк-корнер, где наши пути снова должны были пересечься. В плане противника нашлось одно уязвимое место: наблюдатель не мог одновременно следить за Холмсом и за мной. По крайней мере, я на это рассчитывал.
Я далеко отошел от места встречи, чтобы уж наверняка выпасть из вражеского поля зрения. Затем изрядно прибавил шагу. Если за мной кто-то охотится, то ему придется поторопиться, иначе он потеряет меня из виду. Оглянувшись несколько раз, я не заметил никаких признаков слежки. Вскоре я вышел из парка возле Эпсли-хауса и Пикадилли. Хауэлл шагал впереди меня по другой стороне оживленной улицы в сторону Грин-парка. Это меня вполне устраивало. На перекрестке он внезапно свернул, и я стал быстро лавировать между кебами и двухпенсовыми омнибусами, чтобы не упустить его. Дорога вывела меня на еще более многолюдную Сент-Джеймс-стрит. Вдали сверкали в золотистых солнечных лучах часы на фасаде дворца.
К этому моменту я уже укрепился во мнении, что Хауэлл направляется в один из тех старинных банков, конторы которых расположены вдоль Пэлл-Мэлл. Так и оказалось. Повертев головой по сторонам и, по всей вероятности, не увидев ничего подозрительного, он почти побежал к «Драммондс-банку».
Можно ли было рассчитывать на подобную удачу! Мысленно я уже представлял: вокруг банка стоит полицейское оцепление, облаченный в мундир Лестрейд предъявляет Генри Драммонду ордер на обыск, находит документы и относит их в Виндзор сэру Артуру Биггу. А потом принц Георг, а может, сам принц Уэльский в знак признательности приглашает нас с Холмсом на чай.
Я прошел немного дальше по широкой улице и остановился под старинным арочным проходом Сент-Джеймсского дворца. Не прошло и пяти минут, как Хауэлл вышел из банка с саквояжем в руке. На сей раз я позволил ему уйти далеко вперед, поскольку знал его маршрут.
Чтобы не привлекать к себе внимание врага, я встал поодаль, будто бы любуясь всадниками на Роттен-Роу. Сам же украдкой косился в сторону скамейки, на которой расположился Холмс. Хауэлл сел рядом, открыл саквояж и протянул моему другу бумагу, чтобы тот удостоверился в ее подлинности. Случайно или намеренно Холмс выронил листок. Легкий ветер подхватил его и медленно опустил на лужайку в нескольких ярдах от скамейки. Хауэлл рванулся к нему, словно борзая за дичью. Поднял с травы, вернулся на место и положил обратно в саквояж. Вскоре после этого собеседники распрощались. Я смотрел на аллею с наездниками, повернувшись спиной к месту событий. Холмс прошел мимо меня, не замедляя шага и словно бы вообще не замечая. Но через мгновение раздался его бодрый голос:
— Следуйте за ним, Ватсон! Узнайте, куда он пойдет.
Можете не сомневаться, я и виду не подал, что слышу его. У того, кто наблюдал за нами, не было никакой причины заподозрить, что мы с Холмсом знакомы друг с другом.
Ничего непредвиденного не произошло. Чарльз Огастес Хауэлл шел той же дорогой, что и в первый раз, его грузная фигура с вьющимися волосами на круглой голове маячила далеко впереди. Он поднялся на крыльцо «Драммондс-банка», а я стал ждать, когда мошенник снова появится. Спустя несколько минут он вышел, все еще держа в руке саквояж. Положил он письмо обратно в хранилище или оно осталось у него?
Что особенно примечательно, в тот момент, когда Хауэлл спускался по ступенькам, в дверях банка показался другой человек с точно такой же сумкой. Представьте себе высокого сутулого мужчину, худого и бледного как привидение, чисто выбритого, с высоким выпуклым лбом, отчего его глубоко посаженные глаза казались утопленными в глазницах. Я никогда прежде не встречал его. Но саквояжи были настолько похожи, что я не смог бы с уверенностью сказать, какой из них Хауэлл принес в банк несколько минут назад.
У меня ни на секунду не возникло сомнений, что это не случайное совпадение. Незнакомец повернул направо, в сторону Чаринг-Кросса, а Хауэлл направился налево, к Сент-Джеймсскому дворцу. Проследить за ними обоими было невозможно. Если бы Хауэлл вышел без саквояжа, я непременно выбрал бы долговязого. Но в этот момент у меня в голове вновь прозвучали слова Холмса: «Следуйте за ним, Ватсон! Узнайте, куда он пойдет».
Хауэлл бодро зашагал по кирпичному арочному проходу дворца в сторону Мэлл. Я понимал, что ни в коем случае не должен упускать его из виду, и поэтому не сильно заботился о том, заметил ли он меня. Шантажист двинулся через Мэлл к нежившемуся в солнечных лучах Букингемскому дворцу в дальнем конце улицы. Затем свернул в Сент-Джеймс-парк, к пруду, где плавали утки, — вероятно, собирался выйти к Бёрдкейдж-Уолк. Он заметно спешил, но шел не настолько быстро, чтобы оторваться от меня. Внезапно Хауэлл остановился. Я успел спрятаться за толстым стволом каштана. Мошенник оглянулся, проверяя, не следит ли за ним кто-нибудь. Затем положил сумку в стоявший у аллеи зеленый деревянный ящик, куда садовники обычно собирают опавшие листья.
