* * *
Французское шампанское «Кристалл», русская черная икра, мягкая, ласкающая музыка, интимный полумрак. Лия зачерпнула из хрустальной икорницы, поднесла ложечку ко рту.
– Хорошая икра. Черная, – сказала она.
– Конечно, черная, – кивнул Шухов. – А какая ж еще?
Он мог себе позволить есть черную икру ложками каждый день – на завтрак, обед и ужин. Именно это он и давал понять. А на красную икру он даже смотреть не станет.
– Осетровая, – сказала она.
Так написано было в меню, но ведь это же обман. И Лия прекрасно это понимала.
– Осетровая, – подтвердил Артем.
– Из осетровых. Севрюжья икра – самая черная по цвету икра. И самая дешевая из черной. И самая мелкая…
Она не имела ничего против севрюжьей икры. Как раз наоборот, эта икра нравилась ей больше, чем чисто из осетра. Но ведь цену в меню поставили такую, как будто это была самая дорогая белужья икра. Обман потребителя, так сказать.
– В «Старом дубе» не кидают, – сказала Лия.
Это был первый ресторан, который открыл Игнат в Москве. Второй ресторан назывался «Сулица». Третье такое заведение пока еще в проекте, но название уже есть – «Ластка». Все рестораны назывались в честь линейных кораблей Азовской флотилии Петровской эпохи. Идею эту Игнату подала его жена… Пожалуй, уже бывшая жена.
Игнат вернулся вчера из Приморска сам не свой. Нажрался, как свинья, утром опохмелился. Спит сейчас пьяный. Лия его понимала, поэтому и не осуждала. Но с Шуховым встретилась. Он настоял…
– В «Старом дубе» тебя знают, – усмехнулся Артем.
Лия удивленно повела бровью.
– А икра там браконьерская, – сказал он.
– А что сейчас не браконьерское? Всю страну рвут на части.
– В том числе и твой Игнат, – Шухов пристально смотрел на нее. Взгляд у него не холодный, но точно не теплый. – Я все знаю про него.
– Что ты знаешь?
– Мелкий авторитет районного масштаба. Сбыт рыбы и икры, два ресторана в Москве. Ничего серьезного, – сказал он, презрительно оттопырив губу. – Таких много.
– А ты один, да?
– Это ты сказала.
Лия выбрала правильную тактику. Она держала Шухова на приличном расстоянии, не подпуская к своей постели. Но и от себя не гнала. А зачем, если ей нравилось, как он вьется вокруг нее? Смотрит жадными глазами, облизывается, а съесть не может. Классическая ситуация, когда запретный плод сладок. Особенно если этот плод сладок сам по себе…
– Ты права, страну рвут на части. Каждый хапает, сколько может. А я беру сверх всякой меры. И возможности у меня для этого есть, и аппетит хороший. Думаешь, я жадный? Нет. Я умный. Сейчас у нас дикий капитализм, эпоха накопления первоначальных капиталов. Дикий капитализм, дикие законы, дикие способы выживания. Я выживаю. И расту. И капитал накапливаю. И очень скоро я пущу эти капиталы в ход. Очень скоро у меня будут свои нефтяные и металлургические компании. А это ключ – к управлению всей страной… Кто управляет Америкой? Президенты? Нет. Консервативная и демократическая партии? Нет. Америкой управляют олигархические капиталы. Кланы Рокфеллера, Ротшильда, Моргана, Дюпона. А Россией будет управлять клан Шухова… Думаешь, это пустые мечты?
– Хочешь стать российским Рокфеллером? – не без иронии спросила Лия.
– И стану.
– И будут тогда говорить про дочку Шухова, – усмехнулась она.
– Жена Рокфеллера звучит не хуже, чем дочка.
– Удачи ей.
– Ты можешь стать моей женой.
– Сейчас? Или потом, когда ты станешь Рокфеллером?
– Сейчас. И я не шучу.
– Это предложение?
– Да.
– Но у меня есть мужчина…
– У тебя есть женатый мужчина. А я холостой и возьму тебя замуж.
– Игнат расстался со своей женой.
– Развелся?
– Нет, пока только расстался…
– Он женат на сестре местного авторитета. Если он разведется со своей женой, его оставят без штанов.
– Ну, я не знаю… – замялась Лия. – Да это и не главное…
– Еще его могут убить… Я не думаю, что он станет разводиться…
– Все-то ты знаешь.
– Информация – это мое оружие.
– Против кого?
– В данном случае против Паустова. Он мой конкурент, именно так я к нему и отношусь. А с конкурентами я не церемонюсь. – И без того холодный взгляд Шухова заледенел.
– И если я не выйду за тебя замуж, то с ним что-то может случиться? – вроде как в шутку, но всерьез, задумавшись, спросила Лия.
– Очень даже может быть…
– Ты меня пугаешь.
– Пугаю, – с ироничной усмешкой кивнул Шухов. – Но ты меня не боишься. А если боишься, то тебе нравится меня бояться…
Лия едва заметно качала головой, глядя на собеседника. А ведь он в чем-то прав. Ей нравился этот холодный и загадочный мужчина с крепким внутренним стержнем. К тому же он не бандит… а Игнат, как ни крути, личность криминальная. Да и Мастаков имел не лучший статус. Но с Игнатом ей чертовски хорошо. Именно поэтому ее сейчас тянет домой. С Шуховым интересно, но спать она хочет с Игнатом.
– И еще ты хочешь посмотреть, как я живу. Хочешь, но боишься… И все-таки мы сейчас поедем ко мне. – Артем, казалось, гипнотизировал ее взглядом.
– Если ненадолго…
Она не должна была соглашаться, но как быть, если ей действительно интересно?
– Как скажешь, – поднимаясь из-за стола, сказал Шухов.
Лия последовала за ним. В конце концов, Игнат сейчас не в том состоянии, чтобы уделить ей внимание. Спит он, даже на звонки не реагирует…
Шухов жил в центре Москвы, на Мясницкой, в красивом доме довоенной постройки, в большой шестикомнатной квартире с высокими потолками. Ощущение было такое, будто она попала во дворец – столько здесь золота, мрамора и хрусталя в люстрах. По сравнению с этим великолепием собственная квартира показалась Лие жалкой каморкой…
Особенно ей понравилась кровать с балдахином. Так вдруг захотелось на ней полежать, понежиться в шелке простыней. К тому же она должна была узнать, насколько Шухов хорош в постели. А как без этого она могла думать над его предложением? Она же не отказалась стать женой будущего Рокфеллера.
Шухов, уловив ее настроение, полез обниматься. Но Лия устояла. Пока еще неизвестно, согласится она стать его женой или нет. Одно ей известно точно – сначала обручальное кольцо, а потом уже постель…
* * *
За стеной пронзительно плакал ребенок, разрывая душу. Может, и Оксанка сейчас так же плачет, но Игнат при всем своем желании не мог обнять дочку, прижать ее к себе, чтобы успокоить боль в маленьком животике. И он пил водку. Алкоголь, казалось, замораживал душу, как новокаин – десну вокруг больного зуба. Вроде бы и не больно под крепким градусом, но если сверло воспоминания зацепит нерв, слезы брызнут из глаз.
