– Ну, ты сравнил, – посмеиваясь над горячностью младшего коллеги, продолжал дразнить его Сумароков. – Это тебе не «опель».
– То-то, что не «опель»! «Опель» у человека может быть, а может и не быть. А без нашего товара до сих пор ни одно государство обходиться не научилось. Ну, кроме, разве что, какого-нибудь Монако или Люксембурга, так это и не государства вовсе, а так, пара мелких недоразумений. Прикинь, сколько бабок они поднимут, пока всех своих соседей отоварят!
– Как бы их америкосы за такие штучки раньше не отоварили, – вскользь заметил Сумароков.
– А вот это уже не наши проблемы, – заявил Сердюк.
– Пока мы тут, на Лехиной кухне керосиним, факт, не наши. А там видно будет…
Гриняк перестал слушать спорщиков. В голове слегка шумело, мир перед глазами подернулся знакомой жемчужной дымкой, и Алексей Ильич удивился: с чего бы? Выпили-то всего по сто пятьдесят! Водка паленая попалась, или, может, просто настроение такое? Не захворать бы, а то будет тебе командировка в жаркие страны…
Рассеянно взяв с подоконника пульт, он зачем-то включил телевизор. Передавали новости; бормотание диктора практически ничего не добавило к общему шумовому фону, и на него никто не обратил внимания, в том числе и сам Гриняк, неожиданно для себя всерьез задумавшийся о предмете продолжающегося на кухне спора.
Схема, вкратце обрисованная Сердюком, выглядела не только логичной, но и вполне жизнеспособной. Регион, куда они сейчас направлялись, никогда не отличался спокойствием, и реализация такого проекта, действительно, представлялась довольно разумной и выгодной, потому что позволяла не только укрепить обороноспособность страны, но и оттяпать у дядюшки Сэма приличную долю в весьма и весьма прибыльном бизнесе. Россия, построившая в Венесуэле, фактически, филиал Уралвагонзавода, конечно, будет иметь процент с прибыли. И, если Сердюк не ошибся, предполагая, что речь идет о продаже прав на выпуск одной из морально устаревших моделей, сделка выгодна вдвойне: на тебе, боже, что нам негоже, не пропадать же добру! Зачем выбрасывать на помойку то, что можно выгодно продать?
Вытряхнув из лежащей на столе пачки сигарету, Алексей Ильич закурил, встал с табурета, чтобы немного размять ноги, и подошел к окну. Снаружи уже стояла непроглядная тьма, в которой яркими пятнышками света горели окна жилых домов и рубиновые позиционные огни на заводских трубах. Когда несколько недель назад над Челябинском рванула та хреновина, которую официально объявили крупным метеоритом, оконные стекла в квартире Гриняка устояли – как, впрочем, и во всем доме, прикрытом как раз с той стороны, где рвануло, кварталом выстроенных поблизости девятиэтажек. Тогда, сразу после взрыва, некоторые предприимчивые деятели нарочно били окна в своих квартирах и резались осколками, чтобы получить обещанную пострадавшим денежную компенсацию. Гриняк ничего такого делать, разумеется, не стал, за что некоторые соседи до сих пор косо на него поглядывали: на фоне их затянутых полиэтиленом пустых оконных проемов и переломанных рам целехонькие стекла в окнах квартиры Алексея Ильича, мягко говоря, вызывали вопросы. Один из этих деятелей даже рискнул прямо в глаза назвать Гриняка штрейкбрехером. «А ты подай на меня в суд, – посоветовал Алексей Ильич. – Или морду набей». Деятель увял: ни один из предложенных вариантов не сулил успеха. А Гриняк потом еще долго удивлялся: что за народ?! У них над головами взорвалось крупное космическое тело, город не сровняло с землей только чудом – можно сказать, отделались легким испугом, хотя могли и костей не собрать. Такие события в человеческой истории можно пересчитать по пальцам одной руки, миллиарды людей прожили своей век и померли, не увидев ничего похожего, а они из-за компенсации морды себе стеклом полосуют…
Пожав плечами, Гриняк выбросил из головы жадное дурачье, которого за последние десятилетия в России развелось как-то уж чересчур много, и вернулся мыслями к насущным проблемам. В неожиданно здравых рассуждениях Сани Сердюка, который, вообще-то, разбирался в бизнесе, как верблюд в устройстве акваланга, имелось всего одно слабое место. Место это называлось Александр Андреевич Горобец. Все они знали Горобца как облупленного, потому что долго работали с ним бок о бок. И именно поэтому Алексею Гриняку казалось, что для налаживания выпуска в Латинской Америке снятых с производства российских моделей (каких моделей, чего, ясно даже и ежу – вагонов, разумеется, чего же еще!) этот человек подходит даже хуже, чем они трое – на роль каких-нибудь механизаторов широкого профиля или бульдозеристов. То есть с наладкой конвейера Горобец справится играючи, как и его тезка Саня Сердюк с управлением бульдозером любой модели, будь то сверхмощный японский «Камацу» или один из первых отечественных ЧТЗ. Но это будет то же самое, что забивать микроскопом гвозди или вскрывать дешевые рыбные консервы космической лазерной пушкой прямо с орбиты. Или, скажем, вспахивать дачный участок на «Черном орле».
Бормотание продолжающего работать телевизора неожиданно проникло в сознание. В новостях рассказывали, каких бед натворила снежная буря в Москве и ее окрестностях. Беды были, в общем-то, стандартные, и большей их половины легко можно было избежать, если бы люди чуть меньше полагались на авось и чуточку больше уважали мир, в котором живут, как черви в яблоке, выгрызая его изнутри. Внезапно уловив в скороговорке диктора знакомое словосочетание, Алексей Ильич увеличил громкость телевизора.
– А ну, цыц, – прикрикнул он на спорщиков. – Дайте послушать.
– …личный водитель заместителя министра коммунального хозяйства столицы Вячеслава Ромашина, – отчетливо произнес в наступившей тишине знакомый всей стране голос одной из ведущих первого канала. – По заключению медиков, смерть наступила от внезапной остановки сердца. Потерявший управление на большой скорости автомобиль спровоцировал масштабное ДТП, в котором, кроме Ромашина и его водителя, по последним данным, погибло одиннадцать человек. Трое из них скончались в больнице, куда были доставлены для оказания медицинской помощи. Эксперты сообщают, что вскрытие не обнаружило в крови водителя служебной «ауди» следов алкоголя, а также наркотических и отравляющих веществ.
Гриняк выключил телевизор.
– Ромашин? – переспросил Сумароков. – Тот самый, что ли?
– Какой еще Ромашин? – удивился Сердюк.
– Да ты наверняка его помнишь, – сказал Сумароков. – Сидел одно время у нас на заводе представителем заказчика. Гляди ты, куда забрался – в самую, понимаешь ли, Москву!
– А, – вяло, без энтузиазма воскликнул Сердюк, – помню, как же. Был такой. Харю от задницы не отличишь, и разговаривал так же – слушаешь и не знаешь, то ли уши заткнуть, то ли нос. То ли хайло это вонючее – кулаком, а еще лучше – чугунной болванкой.
– Опомнись, Саня, – с упреком сказал Сумароков, – чего несешь-то, помер ведь человек!
– Ну да, ну да, – все так же вяло согласился Сердюк, – о мертвых либо хорошо, либо никак… Тогда я – никак. Хотя, заметьте, как жил, так и помер – сам копыта отбросил и еще десять человек с собой на тот свет утащил.
– Он-то при чем? – вступился за покойника Сумароков. – Помянуть бы надо, что ли…
