— А вас не удивило, что вор был найден так быстро? — спросил викарий.
— Удивило? С какой стати? — Лицо брата Антуана неожиданно просветлело, и он с благоговением пояснил. — Святой Аполлинарий явился во время молитвы отцу-настоятелю и указал, где искать.
— Ах, вот даже как! И вы ни на минуту не усомнились в виновности брата Рауля?
— Как же усомниться, когда канделябр у него под тюфяком нашли, — поразился брат Антуан.
— Но, если вы знали брата Рауля как достойного монаха…
Ризничий бесцеремонно перебил викария:
— Наши суждения ограничены и полны самообмана, господин викарий, но Святой Аполлинарий ошибиться никак не может.
Матье де Нель вздохнул, решив переменить тему.
— Скажите, брат Антуан, какого мнения вы были о покойном пономаре?
Ризничий поджал бескровные губы.
— Говорлив был пономарь без всякой меры, а это, как известно, дурно действует на братию.
— То есть разговоры были далёкими от благочестия? — уточнил викарий.
— От благочестия?! — Возмутился брат Антуан. — Их даже не назовёшь благопристойными! О таком в деревенских харчевнях лишь всякое отребье болтает.
— Интересно было бы послушать.
Ризничий на мгновение замер с приоткрытым ртом.
— Вам-то зачем?
— Видите ли, — терпеливо стал объяснять викарий, — я веду дознание о смерти пономаря и уже не единожды слышу о, так называемых, «историйках», которыми славился покойник. У меня сложилось впечатление, что где-то среди этих историй следует искать разгадку смерти брата Жана. Понимаете, это наитие, не более.
— А-а-а, — протянул брат Антуан, хотя лицо его красноречиво свидетельствовало о том, что объяснение викария он посчитал неубедительным.
Матье де Нель обругал себя за глупость. Лучше было бы ему сослаться на откровение от Святого Аполлинария: ему-де с неба виднее, чем интересоваться при дознании в первую очередь. Но теперь уже ничего не исправишь. Вероятно, завтра по аббатству поползут слухи, что визитатор охоч до скрабезных историй.
Брат Антуан, придя в себя после ошеломляющего заявления викария, сказал, осторожно подбирая слова:
— Я, собственно, не могу вам ничем помочь. Вы лучше спросите брата Гийома или друга его, брата Тома — это наш вестиарий
[27]
, вот те вам понарасскажут — настоящие паршивые овцы в стаде Господа.
— Кстати, с братом Гийомом я уже говорил сегодня, — подхватил тему викарий. — Мне показалось, он был огорчён вашим вмешательством. Вы, кажется, однажды не дали им дослушать интересный рассказ брата Жана.
— Конечно, им только такое и подавай. Одно бесстыдство на уме, — ризничий презрительно скривил рот и нехотя продолжил. — Пономарь, рассказывал о каком-то купеческом сыне, которого он учил грамоте, да о его матери, что любым способом пыталась урезать, положенную отцом плату за уроки. Вот пономарь, то есть тогда он ещё не был монахом, и решил отомстить оной даме, обратив своё похотливое внимание на старшую дочь. Вот и всё, что он успел рассказать.
— Немного, — викарий был разочарован.
Брат Антуан резко выпрямился в кресле.
— Не мог же я, господин викарий, допустить, чтобы братия узнала конец этой, несомненно, гнусной истории!
— Вы поступили абсолютно правильно, — поспешил заверить ризничего Матье де Нель. — Но я, признаться, ожидал большего. Возможно, каких-то деталей, которые натолкнули бы нас на правильный путь.
— Постойте-ка, — брат Антуан сдвинул брови к переносице, — пономарь, как будто, упомянул, что всё это случилось в Туре. Да-да, точно в Туре. А камерарий потом мне ещё сказал, что пономарь всё врёт, ибо он его в Туре никогда не встречал.
Нестерпимая боль вдруг пронзила голову викария, он несколько раз чихнул, обрызгав, сидевшего напротив ризничего. Брат Антуан наклонился и заглянул в слезящиеся глаза викария.
— Вы простыли. Надо бы послать за санитарным братом. Он у нас такую хворь в два счёта лечит. Главное, не запускать.
Матье де Нель потёр горевшие глаза.
— Кажется, вы правы, я действительно себя неважно чувствую.
— Неважно? — Жакоб, сидевший всё это время в своём углу тише мыши, подбежал к викарию и дотронулся до его руки. — Да у вас жар, святой отец!
— Не может быть, ты ошибаешься, — викарий отдёрнул руку.
— Ничего я не ошибаюсь. Ну-ка, брат Антуан, подтвердите.
Ризничий коснулся руки викария.
— К прискорбию, это так.
— Очень некстати, — пробормотал викарий, проваливаясь в забытье.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Чёрная фигура то появлялась, то снова исчезала в рваных клочьях предрассветного тумана. Низко надвинутый капюшон полностью скрывал лицо монаха, пробиравшегося без лишнего шума к краю монастырского сада, только неестественно прямая спина выдавала его внутреннее напряжение. В тот момент, когда он достиг фруктового сада, примыкавшего к погосту, от старой яблони отделился тёмный силуэт. Послышался прерывистый шёпот:
— Я рад, что вы пришли. Это очень благоразумно с вашей стороны.
— Что вам нужно? Что это ещё за тайны, о которых нельзя поговорить в другое время и в другом месте?
— О, понимаете, давеча я получил известие от родных: моя бедная старая матушка тяжело заболела. Сестра и братья израсходовали все средства на её лечение, а совсем недавно один лекарь…
— Мне очень жаль, — резко оборвал пришедший монах. — Неужели, чтобы рассказать о вашем семейном горе, вы решили позвать меня сюда в такое время? Не понимаю…
— О, это очень просто. Мне нужны деньги для лечения моей дорогой матушки.
— И вы полагаете…
— Да-да, я даже уверен, что вы мне не откажете, — хихикнул в ответ собеседник.
— Вот так? С какой стати, позвольте узнать?
В темноте послышался преувеличенно горький вздох.
— Бедный брат Жан. Он был так добр, пообещав мне несколько золотых, а теперь лежит там, в сырой земле. Подлый убийца лишил жизни столь сострадательного христианина, он так и не успел мне помочь.
— Что за чушь вы несёте! Какой убийца!
— Ох, бросьте, всё аббатство об этом только и говорит, а викарий ко всем пристаёт с расспросами, ища злодея среди братии. И такой он, скажу я вам, проныра, всё подмечает.
— Ну, так что же? Это его право. Мне-то какое дело!
— Вам-то, может, и никакого, а я вот прям извелся, думая, стоит ли рассказывать викарию о том, что я видел той ночью? Но, сдается мне, вам тоже будет интересно послушать. Дело в том, что я видел убийцу, когда он пробирался к храму, чтобы подрезать верёвку на колоколе. Вы понимаете, о чём я говорю?
