Послышался топот ног и лай собаки, после чего брат Тома провалился в чёрную бездну.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
— Святой отец, святой отец, проснитесь!
Викарий разлепил глаза — в тусклом свете ночника над ним склонилось взволнованное лицо Жакоба.
— Что случилось? Неужели я проспал капитул?
— Какой там капитул! В аббатстве что-то происходит, со стороны покоев настоятеля я слышал шум и голоса.
Спустя минуту Матье де Нель и Жакоб спускались по лестнице, ориентируясь по приглушенным голосам впереди.
— Постой, теперь мы их не упустим, — сказал викарий, прячась за одной из колонн галереи. — Они идут через клуатр к порталу, с ними сторож Дидье, если меня не подводит зрение.
— Да, это он. Что произошло, как вы думаете?
— Событие должно быть из ряда вон выходящим — без веской причины сторож не осмелится прервать ночной сон аббата.
— А третий кто? Сдаётся мне, это брат Арман.
— Он самый, — подтвердил викарий, — тень и правая рука настоятеля. Престранная личность, ты не находишь?
— Смотрите! — воскликнул Жакоб, указывая на братские кельи. — Там кто-то стоит!
— Где? — спросил викарий, выступая из-за колонны. — Я никого не вижу.
— Вы его испугали, святой отец, своим внезапным появлением, — Жакоб не скрывал досады.
— Тебе, скорее всего, померещилось.
— Ничего подобного, — обиделся Жакоб. — Я, вот как вас сейчас, ясно видел лицо в окне. Кто-то из монахов следит за тем, что происходит во дворе.
— Ты думаешь? — усомнился викарий. — Впрочем, не мудрено, тебя ведь тоже разбудил шум. Но не будем мешкать, нам пора.
Матье де Нель, подобрав полы длинной рясы, побежал через клуатр к церкви. Жакоб последовал его примеру.
Аббат Симон резко остановился. На земле, прямо у распахнутых настежь дверей амбара, неподвижно лежало тщедушное тело, над которым горделиво возвышался Пьер с факелом в руке.
— Вы разве его уже сняли? — спросил настоятель.
— Нет, святой отец, как можно без вашего на то позволения, — ответил Дидье. — Это не висельник, а всего лишь вор и убийца.
— Всего лишь! — воскликнул в сердцах аббат. — Можно подумать, что вор и убийца — это лучше, чем висельник. Он что же, так и не пришёл в себя?
— Не-а, — ответил Пьер, легонько пнув ногой, распростёртого у его ног монаха.
— Видите, святой отец, — вмешался Дидье. — Всё, как я вам говорил. Выскочил он, значит, да так и обмер у меня на руках.
Вестиарий в этот момент пошевелился и жалобно застонал.
— О, глядите-ка, уже оклемался, — сторож Дидье бросился поднимать брата Тома. — Что будем с ним делать, ваше преподобие?
Аббат с отвращением посторонился.
— Отведите к санитарному брату. Пусть он приведёт его в чувство, но рот держите на замке и за ним проследите, чтоб не разболтал ничего. Может, ещё как-то выкрутимся.
Сторожа подхватили полуживого вестиария под руки и поволокли в лазарет.
В дверях амбара появился брат Арман с зажжённым факелом в руке. На губах его застыла привычная ухмылка.
— Входите, ваше высокопреподобие. Правда, предупреждаю — зрелище не из приятных, — он посторонился, пропуская отца-настоятеля вперёд.
Аббат Симон колебался всего мгновение, затем преувеличенно бодрым шагом вошёл в отталкивающую черноту амбара. Брат Арман последовал за ним и осветил посиневшее лицо висельника.
— Святые угодники! Кто это?
— Не узнаете? Это рыжий Гийом, — ответил брат Арман, с завидным спокойствием обходя висевшее тело кругом.
— С чего это вдруг вестиарий решил его повесить? Может, сошёл с ума? В прошлом году в аббатстве Сен-Пьер-де-Без один рехнувшийся монах зарезал другого.
Брат Арман покачал головой.
— О нет, ваше высокопреподобие, тут другое.
— Вы, похоже, в этом уверены?
Фаворит повертел в руках испачканный лист бумаги.
— Во-первых, потому что вестиарий наш идиот, к тому же трус. Бьюсь об заклад, он пробрался сюда, ни о чём не подозревая. Ну, а увидев, своего дружка между небом и землёй, сам от страха чуть жив остался. А, во-вторых, брат Гийом имел веские причины покинуть наш грешный мир.
— Какие ещё причины? — раздраженно спросил аббат, захрустев суставами. — Вы, что-то знали, но скрыли от меня! Что это у вас? — он выхватил из рук фаворита бумагу.
— Тут изложена вторая причина, в сокрытии которой вы меня напрасно подозреваете, — ответил брат Арман.
Настоятель несколько раз пробежал глазами корявые строчки.
— Этого ещё только не хватало, — он тяжело опустился на ближайший мешок с зерном. — Значит, викарий оказался прав. Нет, это невозможно. Ну, почему именно сейчас! Столько усилий и затрат может пойти прахом из-за какого-то болвана, которому пришло в голову повеситься.
— Вы мрачно настроены, святой отец, — голос брата Армана был спокоен.
— Да? В таком случае, возможно, вы знаете, как нам выбраться из этой кучи навоза, не замарав себя? — язвительно поинтересовался аббат.
Фаворит поклонился.
— Знаю, Ваше Преосвященство.
Аббат Симон вскочил, испуганно замахав руками.
— Замолчите!
— Не будьте так суеверны, ваше высокопреподобие, м осклабился брат Арман. м Но я и впрямь знаю, что нужно делать.
— Что же?
— Сжечь амбар, — спокойно заявил брат Арман.
— Сжечь амбар? Вы, верно, спятили?!
— Отнюдь, — фаворит зевнул и сел на то место, где прежде сидел аббат, теперь метавшийся по амбару. — Это наиболее разумное решение. Подумайте — амбар сгорит вместе с самоубийцей и тайной смерти пономаря. Сторожам заплатим, и они с удовольствием потеряют память, — брат Арман помолчал и с нажимом добавил, — разумеется, с этого дня их ни в коем случае нельзя отпускать из обители.
— А визитатор?
Брат Арман снисходительно пожал плечами.
— А что визитатор? Не век же ему здесь торчать. Доказать он всё равно ничего не сможет. Но, дабы обезопасить себя, мы нанесём удар первыми: распустим слух о том, что во время его визитации пропали тридцать золотых.
— Тридцать золотых?
— Угу, — многозначительно кивнул фаворит, слезая с мешка. — Те самые тридцать золотых. Ну как?
— Неплохо, — согласился аббат Симон, успокаиваясь. — Кстати, а где деньги, о которых написал этот идиот? — он кивнул в сторону висельника.
Брат Арман обошёл амбар, освещая факелом все углы.
— Здесь только пустой ларец, — он отбросил его ногой. — По-видимому, гадёныш Пьер успел поживиться.
