Из нанятого на ее же деньги экипажа Сашеньку грубо вытолкнули на мостовую. Еле на ногах удержалась.
– Пошла! Пошла, курва!
[36]
Дежурившего по части долго не могли добудиться.
– Что за девка? – спросил штабс-капитан Будницкий, когда после полуторачасового ожидания Сашеньку завели к нему в кабинет.
– Жена арестованного Муравкина, – доложил помощник смотрителя. – Доставлена по распоряжению господина Выговского.
– Кого-кого? – сладко зевнул капитан Будницкий.
– Выговского! Чиновника для поручений сыскной полиции, – напомнили ему.
Дежурный наморщил лоб:
– Белобрысенький такой?
– Так точно! Велено сдать под расписку!
– Под письку? Всего лишь раз? – хихикнул дежурный и взял в руку перо. – Не вижу препятствий!
Сашенька, уже набравшая воздуха, чтобы рассказать про грабеж, осеклась. Идиоту жаловаться бесполезно!
– Дана в том, что… Мещанка? Крестьянка?
– Гулящая! – услужливо пояснил помощник смотрителя. – Говорит, и билет имеется!
– Из какого сословия, спрашиваю?
Помощник пожал плечами.
– Крестьянка, – соврала Сашенька.
Ей не нравился взгляд дежурного. Пьяный, сальный!
Штабс-капитан позвонил в колокольчик, сунув полицейским расписку. В кабинет вошли караульные.
– В отдельную камеру, – указал он на Сашеньку.
– А Выговский? Он когда будет? – спросила она.
– Во вторник, радость моя, – многообещающе улыбнулся офицер. – Во вторник!
Встреча с Антоном Семеновичем уже не пугала. Наоборот, Сашенька мечтала о ней! И желательно побыстрее. До вторника Диди сойдет с ума! Почему бы Антону Семеновичу не заглянуть на службу сегодня? Ну право! Жены нет, детей тоже, мать с отцом в Вологде…
А вдруг Диди решит, что Сашенька привела угрозу в исполнение и бросила его с тремя детьми. Боже!
Ведь и искать не станет…
А и стал бы – все одно бы не нашел. В страшном сне такое не приснится – княгиня Александра Ильинична Тарусова, урожденная Стрельцова, сидит в камере предварительного заключения Адмиралтейской части!
Интересно, а врачи арестантов в праздники осматривают? Эх, если б Лешич заявился! Верный рыцарь наверняка бы придумал, как вытащить Сашеньку из вонючей камеры.
Княгиня в нетерпении стала прохаживаться по небольшой – три на четыре шага – камере.
Господи, от Зимнего меньше версты, а как все убого! Запах и вовсе невыносим. Вдобавок жара нестерпимая, сорочку хоть выжимай.
Хотелось пить. И есть! Сашенька вспомнила, что из-за скандала толком не позавтракала.
Заскрипел замок. Узница с надеждой привстала. Ого! Дежурный офицер пожаловал. Наверное, что-то сообщить. А вдруг решился ее отпустить?
Дверь затворилась, ключ скрипнут в замке. Их заперли! Что случилось? Штабс-капитан что, тоже арестован?
Господи! В его руках веревки! Мамочка, что же будет?
– Повеселимся, красавица? – подмигнул Будницкий.
За столом он не выглядел таким огромным. Головы на две повыше Диди будет! Нет, Сашеньке с сим Голиафом ни за что не справиться.
– Я есть хочу… И пить… – прошептала княгиня, пятясь в угол от приближавшегося насильника.
– Если ублажишь, в кухмистерской закажу! – пообещал штабс-капитан и скинул мундир на дощатые нары.
Тарусова наткнулась на табурет, попробовала приподнять. Черт! И здесь привинчен.
– А ты игрунья! Хе-хе! Мне такие нравятся!
Господи! Сашенька даже не догадывалась, что лишь приличное платье отделяет ее от мира, где грабят и убивают, унижают и насилуют, мира, о котором она, конечно же, читала в сочинениях Крестовского, бывшего студента Диди. Читала, но до конца не верила! Муж сетовал, что Всеволод Владимирович обладает слишком богатой для юриста фантазией, а получается, что он даже сглаживал ужасы истинной, но до этой секунды неведомой Сашеньке жизни.
– Скидывай давай одежонку, а то разорву!
– Постойте! Послушайте! Я не проститутка!
Сашенька уперлась в стену.
– Я жена…
Договорить не успела. Офицер сунул ей под подбородок локоть, прижал своим крупным телом к стене. Говорить Сашенька не могла, дышала – и то с трудом. Хотела вытащить булавку, единственное свое оружие, но ее правую руку грубо схватили, потянули вверх и привязали к торчащему в стенке кольцу. Потом точно так же поступили с левой рукой.
– Вот и порядок!
Штабс-капитан отодвинулся на два шага, чтобы полюбоваться, как извивается в путах привязанная жертва.
Сашенька решилась на рывок вперед, но веревки были крепкими, а узлы морскими.
– Я благородная дама!
Будницкий усмехнулся.
– И буду жаловаться!
– Слушаю!
– Я… Я кричать буду! Весь дом сбежится!
Штабс-капитан помотал головой:
– Не сбежится! Пристав с семьей на даче, – насильник не спеша стянул штаны, потом исподнее, – караульные за мною в очереди. С утра переживали, что сыскари всех баб на праздник выпустили…
– У меня сифилис! – не зная, чем бы запугать, соврала Саша.
– У меня тоже! – расхохотался Будницкий.
Его потные руки заскользили по сарафану. Княгиня изловчилась и укусила насильника за плечо.
Тут же получила по лицу:
– Но-но! Не заигрывайся! Не то зубы выбью!
Господи, какая же она дура! Зачем ввязалась в расследование? Какое ей дело до Антипа Муравкина? Пусть сдохнет на каторге! Нет, больше никогда, никогда она не наденет простонародное платье, не станет выдавать себя за крестьянку…
Штабс-капитан схватил ее за бедра и приподнял. Сашенька чувствовала себя Марией-Антуанеттой на эшафоте – еще секунда и вонзится гильотина! Княгиня зажмурилась… Пусть только развяжет руки. Сашенька совершит такое, что насильник больше никогда не притронется к женщине!
Но вместо гильотины заскрежетал ключ в замке.
– Что надо? – недовольно обернулся штабс-капитан.
– Будницкий! Шо ты тут делаешь?
Сашеньку сразу выпустили, ее стопы больно ударились об пол. Офицер резво развернулся и по привычке отдал честь.
– Срам лучше прикрой! Шо? Опять насильничаешь? – спросил вошедший, лица которого узница из-за мощной спины офицера не могла разглядеть.
– Никак нет! Она сама!
Тут Сашенька не сдержалась и врезала Будницкому ногой аккурат между бедер.
