Выяснилось, что слушания перенесли в так называемый первый, самый большой в Окружном суде, зал. Слишком уж много нашлось желающих присутствовать на дебюте присяжного поверенного Д. Д. Тарусова: бывшие коллеги по университету, чиновники Сената и Министерства юстиции, друзья, знакомые… Дополнительный интерес к процессу добавило участие Дитцвальда: взаимная неприязнь бывших профессоров грозила перейти сегодня в открытое противостояние.
Фердинанд Эдуардович уже прибыл. С напускной сердечностью, столь свойственной образованным и воспитанным подлецам, он поприветствовал князя:
– Дмитрий Данилович! Сколько лет, сколько зим! Очень, очень рад!
Князь нехотя пожал мягкую ладошку.
– Жара-то какая! – обмахиваясь папкой, пожаловался Дитцвальд. – Надеюсь, к часу управимся?
– К часу? – с напускным удивлением переспросил Тарусов.
Дитцвальд, уловив боевой настрой Дмитрия Даниловича, напрягся.
– Дело-то ведь ясное, – то ли вопросительно, то ли утвердительно сказал Фердинанд Эдуардович.
– Вы так считаете? – поинтересовался князь.
Дитцвальд кивнул и с беспокойством уточнил:
– А вы?
Тарусов, сделав вид, что задумался, почесал бородку, а потом вдруг с улыбочкой произнес:
– Ну конечно, ясное. К часу действительно и закончим!
– Ну слава богу! – отлегло у Дитцвальда. – Значит, успею на поезд двухчасовой. На даче-то как хорошо! Воздух там другой, будто ложкой его ешь, как сметану. И супруга, знаете-с, скучает…
Князь поспешил откланяться. Ему перед началом слушаний хотелось перекинуться парой фраз не с Дитцвальдом, а с действительно приятными людьми. А их пришло немало: по коридору прохаживались Спасов и Стасович, собственный тесть Дмитрия Даниловича Илья Игнатьевич, статский советник Ахтырский-Гринкевич, состоящий при обер-полицмейстере чиновником по особым поручениям, и многие-многие другие…
У окна Тарусов приметил Владимира Артуровича Михнова, главного редактора «Столичных новостей».
– И вы здесь? – подошел к нему князь.
– А что мне оставалось? Наш судебный репортер, увы, увы, сегодня занят, – пошутил Михнов.
Оба весело рассмеялись.
– Скажите по секрету, – продолжил редактор, – я не зря заявился?
– Надеюсь!
– А может, сами репортаж напишете?
– Что вы, неудобно…
– Хорошо, хорошо, понимаю. Но льщу себя надеждой, что сотрудничество наше продолжится. Готов и гонорарий поднять…
– Честно говоря, боюсь загадывать. Хотел бы, конечно, сосредоточиться на основном поприще.
– Жаль! У вас талант, батенька. Большой литературный талант.
– Ну что вы…
– И не только я так считаю… Знаете, кто вас отрекомендовал в свое время? – спросил Владимир Артурович, заговорщически понизив голос и приблизившись к уху Тарусова.
– Знаю, знаю, – отшатнулся Тарусов.
Некоторые имена не стоит произносить в присутственных местах даже шепотом.
Кухонную утварь Сашенька обожала! Потому, надо – не надо, скупала ее по разным каталогам. Но сейчас, глядя на прессы для выжимания соков, всякие шприцы, терки и прочую дребедень, висевшую и стоявшую в кухне, мучительно соображала, что же, а главное, как приготовить чадам на завтрак? Делать-то, увы, все придется самой – Клашу увезли в Удельную, в дом призрения душевнобольных.
Самое простое, как говорят, – это сварить кашу. Но как она варится?
На Сашенькино счастье, в кухню заглянула Маруся… Вот кто должен уметь ее готовить!
Оказалось, что Маруся и чай способна заварить!
Княгиня с облегчением вернулась в будуар и засела за дневник. Да так увлеклась, что не заметила, как пролетели отведенные на задержку полтора часа.
Пора идти в суд. Быстро одеваться!
Но когда торопишься, все валится из рук. Наталья Ивановна никак не могла затянуть Сашеньке корсет, а у Маруси не получалось загладить складки на юбке из пестрой киперной ткани, которую княгиня задумала надеть. Когда преодолели эти препятствия, возникло новое – прическа. Без Клаши Сашенькины волосы не желали зачесываться назад и ниспадать оттуда изящными волнами. В итоге совместными усилиями их сплели в толстую косицу, которую будто змею уложили кольцами на затылке. Надеть сверху вуаль не удалось, и ее пришлось заменить большой черной шляпой из итальянской соломы с бархатной лентой и веточкой пестрых роз. Уф, можно выходить…
Но еще не все беды остались позади. Спускаясь по лестнице, Сашенька заметила на Марусином сарафане дырку, причем в самом неприличном месте. Пришлось возвращаться. Ставить заплатку времени не было, и Марусю обрядили в тот самый сарафан, в котором Сашенька выдавала себя за нее.
Они безбожно опаздывали, и княгиня решила ехать на извозчике, хотя пешком идти было не более пятнадцати минут.
Но, выйдя наконец из дома, как на грех, повстречали Ильфатку, который увидев Марусю, принялся выговаривать:
– Обманщица! Ильфату пачпорт обещала – обманул, Ципцин замуж обещал, а сама ребенок есть!
– Она завтра, завтра паспорт принесет, обещаю, – заверила дворника Сашенька. – Свисти извозчика, опаздываем.
– Сейчас, барыня, сейчас, – дворник попятился. – Свисток дома забыть.
И скрылся в тени подворотни. Секунд через десять оттуда вынырнул Ципцин:
– Марусечка! Родная!
Петенька от его громкого крика заплакал, испуганная Муравкина обернулась. Счастье от встречи с возлюбленной сменилось на лице Ципцина тревогой и беспокойством:
– Это не она! – обернулся он к вышедшему следом Ильфату.
– Как не она? – возмутился дворник. – Девка красивый, сарафан синий!
– Сарафан-то синий, а девка вот другая!
– Как другая? Кухарка Тарусова! А вон княгиня ихняя.
«Ихняя» княгиня каким-то неведомым доселе чувством ощутила на своей спине внимательный взгляд Ципцина. Обернуться боялась – черный большой веер, за которым Сашенька решила прятать лицо в суде, пока что покоился в ридикюле.
Время шло, они опаздывали, а дворник, казалось, напрочь забыл про извозчика.
– Долго еще здесь мне торчать? – рискнула открыть Сашенька рот, а для острастки еще и ногой притопнула.
Голос ее и выдал!
– Ах вот оно как! – обрадовался Ципцин. – Тогда здравствуйте, ваше сиятельство! А я стою, гадаю, вы – не вы…
Терять княгини было уже нечего, и она обернулась. Ципцин приближался к ней вразвалочку, с наглой улыбочкой на лице. Что сие значит?
Дворник наконец свистнул, и тут же с перекрестка припустилась в их сторону гнедая кобылка.
– Как поживаете, ваше сиятельство? – Ципцин схватил Сашенькину ручку и попытался поцеловать.
