Судья повторил вопрос.
– Баба из газеты приходила, – наконец сказал правду Антип. – Законник фамилия.
Владимир Артурович Михнов, услышав литературный псевдоним князя Тарусова, громко закашлялся. А Дмитрия Даниловича пронзила страшная догадка. Он быстро обернулся и посмотрел на хоры. От его ужасного взгляда Сашенькино сердце стало биться раза в два быстрей. Не выдержав, она отвела глаза в сторону и испугалась еще больше. На нее с ухмылочкой взирал штабс-капитан Будницкий! После явления настоящей Маруси он принялся методично рассматривать женщин в зале и быстро нашел коварную обманщицу.
Эх, надо было оставаться дома!
– А почему эта Законник женой вашей назвалась? – спросил у подсудимого судья.
– Чтоб пустили ко мне, – объяснил Антип.
– Понятно. Муравкина! Займите место для свидетелей.
К присяге близких родственников не приводили.
– Вы имеете право не свидетельствовать против мужа, – напомнил ей Якоб. – Желаете воспользоваться?
– Нет, нечего мне скрывать, – Маруся сказала так, как научил ее Дмитрий Данилович.
– Тогда расскажите поподробней о событиях вечера, когда исчез Сидор Муравкин, – велел ей Якоб.
– Я с ребеночком гуляла, к фельдшеру ходила, потом домой пришла, Антип уже ждал нас. Повечеряли и спать легли.
– Труп в квартире видели?
– Нет, не видала.
– А могли не заметить? – Председатель вел допрос сам, показав знаком, что Дитцвальду и Тарусову он предоставит возможность задать вопросы позже.
– Я ж не слепая, а ночи у вас белые, без лучины все видать!
– Муж в убийстве брата признавался?
– Нет! Да мы и не знали, что Сидор пропал, думали – на службе, как обычно.
– Как ваш муж отреагировал, узнав о смерти брата?
– Чего сделал?
– Он был расстроен или наоборот?
– Убивался Антип, сильно убивался. Дык, а как же иначе – Сидор ведь ему вместо отца был!
– А вражда меж ними имелась?
– Да что вы, грех ведь!..
– Однако свидетели утверждают, что Сидор неоднократно к вам приставал!
– То по пьянке. А по трезвости всегда прощения просил. И у меня, и у Антипки!
– У обвинения есть вопросы?
Растерянный Фердинанд Эдуардович покачал головой.
– Защита, приступайте.
– Свидетельница, расскажите суду о событиях, которые с вами произошли после ареста мужа.
– Протестую! – по привычке воскликнул Дитцвальд. – Защита тянет время.
– Протест отклонен, – не раздумывая, заявил Якоб.
Что-то нашептывало судье, что вот сейчас и произойдет самое интересное.
– Следующим утром заехал кум, Калина Фомич, и сказал, что мне нельзя больше на фатере оставаться, потому что Антипка признался в убийстве и полиция хочет меня арестовать, мол, помогала я ему.
– Вы поверили Осетрову?
– Нет!
– А почему уехали с ним?
– Живолупова, хозяйка наша, еще до Осетрова приказала мне выметаться. Сказала, что убийцам квартиру сдавать не желает!
– И где вы проживали с того времени?
– На Ваське…
– Кто такой Васька? – удивился Якоб.
– Свидетельница так называет Васильевский остров, – пояснил суду Дмитрий Данилович.
– Адрес?
– 17-я линяя, меблированные комнаты Златкиной.
– На какие деньги существовали?
– Калина Фомич давал. Немного, чтоб с голоду не померла.
– Он действовал из благородных побуждений или преследовал корыстные цели?
– Он спать с ним принуждал…
В глубине зала раздался пронзительный крик:
– Опять за свое!
Публика дружно развернулась, а влиятельные господа, сидевшие за креслами, повскакали с мест.
Зрелище было пикантным! На последнем ряду дородная Осетрова наотмашь лупила мужа зонтиком.
– Тихо! Тихо! – тщетно кричал председатель. – Приставы, что смотрите? Разнять!
– Я тебе покажу! Я сейчас все суду расскажу!
Двое судебных приставов с трудом пытались удержать разъяренную купчиху, третий заслонил Осетрова, который трусливо пробирался к проходу.
– Ты у меня получишь! – не унималась Аграфена Минична.
– Вывести из зала! – распорядился Якоб.
– Не надо! Я хотел бы допросить Аграфену Осетрову, – попросил Дмитрий Данилович.
– Осетрова! Защита желает допросить вас в качестве свидетеля! Не возражаете?
– С удовольствием!
– Принимайте присягу!
Сашенька видела, как Калина Фомич под шумок покинул зал, но поделать ничего не могла.
– В день, когда обыск случился, примерно за час до него, кхе-кхе, – рассказ Аграфены Миничны часто прерывал кашель, – муж ко мне в спальню зашел. Давай, говорит, я книги конторские в твоей постели спрячу, чует-де мое сердце, полиция скоро нагрянет.
– Вас, конечно, удивило, что муж заранее был осведомлен об обыске? – задал вопрос с подковыркой Тарусов.
– Нет, не удивило. В воскресенье Калина с Сидором поругались. Немудрено, что полиция его подозревала.
– Вы позволили спрятать документы в вашей постели?
– А как я могу не дозволить? Муж он мне!
– Что было дальше?
– А дальше лежу я себе, вспоминаю вдруг, что в зале-то украшения мои припрятаны! В шкапу под постельным бельем. Решила я их на себя надеть, чтоб не сперли при обыске. Встала, кой-как дошла, сами видите, больная я, смертный час близок, открыла шкап, а там мешок холщовый. Откуда, думаю, взялся? Я тесемочки туды-сюды развязала, заглянула и осела на пол. Голова там человечья лежала!
– Эта? – Тарусов указал на стол с вещественными доказательствами.
– Эта! – не глядя, подтвердила Аграфена Минична. – Сидора! Ну, заорала я! Стала мужа звать. Он прибежал. Ты что, говорю, очумел? Тело утопил, а голову домой приволок? Он в мешок заглянул и обмер.
– То есть сомнений в вине мужа у вас не было?
– А какие ж тут сомнения? Я ж сказала: в зале я украшения прячу. Потому туды мы никого без себя не пускаем. Даже Нюрка моет пол там при мне. Никто, кроме Калины, голову положить не мог.
– А причина? За что Калина Фомич убил Сидора?
– Да вы сами, ваша милость, причину называли, когда мужа допрашивали. Сидор про Калину что-то секретное знал, потому и в сотоварищи набивался. Муж поначалу отнекивался, завтраками кормил, но потом ему это надоело. Для отвода глаз он Сидора уволил, а вечером подкараулил и убил. Чтоб мерзавец тайну его не разболтал!
