Или не Осетрова? Права, ох права Аграфена Минична! Только круглый идиот прячет отрубленную голову в собственном шкапу…
Неужели Прошка?
Надо ехать к Матрене и попытать, кто у нее в подозреваемых!
Карета подкатила к конторе Стрельцова. Илья Игнатьевич, кряхтя, спустился и подал руку, чтобы помочь Сашеньке. Но та ушла в размышления.
Какого черта она забыла у Дондрыкиной? Диди процесс выиграл, стоит ли тратить время, рисковать репутацией, а может, и жизнью? Лишь чудо спасло Сашеньку от осетровской расправы. Чудо по фамилии Ципцин. Кто он? Еще одна загадка! Загадка, которая знает, как ее зовут и где она живет. Вчера Ципцин целый день провел возле их дома, а ночью на черной лестнице убили Васютку. А вдруг эти события связаны? Нет, нельзя бросать расследование! Чем быстрее Сашенька разгадает все тайны и загадки, тем быстрее они снова спокойно заживут. Но вот счастливо ли? Сможет ли она простить Диди измену? Сможет ли Диди забыть ее выходку с Крутилиным?
Ой, как все сложно…
Стрельцов в который раз достал часы. До важной встречи оставалось две минуты. А дочка сидела и сидела, глядя куда-то сквозь него. И отеческое сердце сжалось: бедная она, несчастная. Сколько у ее Сашича забот с тремя-то детьми!
Княгиня наконец опомнилась:
– Ой, папочка, прости!
– Да сиди уж. Пафнутий тебя отвезет.
– Правда? А можно не домой, а на Петербургскую?
Илья Игнатьевич прикинул. После важной встречи намечался ресторан. Однако за два часа, что до него оставалось, Пафнутий раза три мог съездить со Староневского туда и обратно.
– Конечно!
Телепнев визиту поначалу обрадовался, усадил чайку испить, подробно выспросил про судебное заседание.
– Выходит, ошибался я. Получается, Калина душегуб. Докатился, мерзавец! До чего ж людей алчность доводит… – Козьма Сысоевич прихлебнул из стакана в серебряном подстаканнике, и тотчас мысли его свернули в прагматическое русло: – Но, как говорится, не было бы счастья. Теперь наше с Матреной дело на поправку пойдет. Аграфена-то Минична к купеческому труду непригодна, остатки товара я у ней за полцены скуплю.
– А Прошка?
– Это еще кто? Тот сосунок, что опосля Сидора старшим стал? Не смешите, барышня. Что он в торговле-то понимает? Да и Игнат Спиридонович дел с ним иметь не будет! Я вам говорю.
– Игнат Спиридонович? – Сашеньке вспомнился бородатый хозяин ломового двора, где служил Антип Муравкин. – Он-то здесь при чем?
Козьма Сысоевич сразу навел тень на плетень:
– Да так, ни при чем. Не слушайте старика! Сам иногда не пойму, что болтаю!
И замолчал. Когда Сашенька допила чай, Телепнев стал ее выпроваживать:
– Вы уж простите, дела! Мокий Псоевич с минуты на минуту…
– Понимаю! Да я, собственно, не к вам и приходила. Мне бы Матрену Ипатьевну повидать.
– Где я ее вам возьму? – удивился Телепнев. – Как с вами укатила, так и не появлялась.
– Где же она? – заволновалась Сашенька.
– А бес ее знает! В загул снова пошла, должно. А все из-за вас, княгиня! Расстроили вы Матрену, вот за бутылку и схватилась. А пить ей ни в коем случае нельзя. Если вино в рот ейный попадает, пиши пропало. Запойная потому что! Ежели поболтать хотите, приходите, значит, дней через десять, аккурат вернется. Даже через пятнадцать, сперва травками буду отпаивать. А по правде, так лучше вообще не приходите! Вдруг опять Мотя расстроится… Эх-эх-эх, сам не рад, что связался!
– Не знали, что запойная?
– Знал! Да ведь тоска меня замучила. Тоска, старость и собственная никчемность. Когда я в силе был, зятья заискивали, за советом ходили, деньги канючили… Уважали, одним словом. А после пожара стесняться стали. Вот как бывает, княгиня. В приживалах пришлось у собственных дочерей жить. А с год назад в одиночку остался, благоверная моя померла от водянки. Даже поговорить стало не с кем, к столу меня давно уже не звали. Чахнуть стал, думал, зиму не переживу. И вдруг Мотя: помоги, мол!
– Козьма Сысоевич, – прервала ненужные ей воспоминания Сашенька. – Вчера, когда мы прощались, Матрена Ипатьевна револьвер достала…
– По пьяни всегда им размахивает. Он у ней с прежней жизни остался. Гулящим-то клиент всякий попадается: и поколотить могут, и не рассчитаться. Вот Мотя оружие и завела.
– Мотя сказала, что к убийце поедет, самосуд хотела учинить!
– К какому убийце?
– Пашкиному…
– Пьяный бред!
– А вдруг нет?
– Бред! Подумайте сами – Осетров ведь жив-здоров, на суде выступал. Значит, не поехала к нему Мотя!
– А вдруг наоборот случилось? Не она Осетрова, а он ее убил?
– Да кабак ей попался по дороге, там и пьет до сих пор…
– Сомневаюсь, у нее такая решимость была во взгляде! Надо в полицию заявить об исчезновении.
– Не надо! – Стариковская мягкость и обходительность внезапно исчезли. Телепнев сказал твердо, а для убедительности кулаком по столу хватил и повторил: – Не надо в полицию! Я уж по всей округе разнес, что Мотя в Вологду отправилась, товар продавать. Завсегда такую пулю пускаю, когда у ней запой. Не дай бог прознают! Что мужику простительно, то бабе – позор…
Сашенька удивилась. Репутация Дондрыкиной и без пьянства давно подмочена. Но возразить не успела. Козьма Сысоевич вывалил еще ворох аргументов против похода в полицию:
– А заодно решат, что Телепнев последний ум потерял. Не знает, где его Матрена! А я знаю: на Старопетергофском где-нибудь, в кабаке. Жива-здорова, пьет как лошадь. Точно, точно – лошадь! Ария же с ней, умнейшая животина. Если бы с Мотей что случилось, Ария бы сама домой пришла.
Какую-то фальшь чувствовала Сашенька в словах Телепнева. Старик что-то недоговаривал, что-то скрывал. И тут, откуда ни возьмись, закралась мыслишка: а вдруг Козьма Сысоевич и есть искомый убийца? Почему нет? Разорившийся после пожара купец неожиданно узнает, что его бывший поставщик готов прервать многолетнюю монополию Осетрова и продать партию товара Дондрыкиной. Та располагает средствами, но не умеет продавать. Зато умеет ее ухажер, Пашка Фо. Козьма Сысоевич его убивает, и Дондрыкина в отчаянии нанимает Телепнева старшим приказчиком. Вот только незадача: Сидор Муравкин, случайный свидетель Пашкиной гибели, хочет за свое молчание кругленькую сумму. Однако замолкает бесплатно, причем навсегда. Тело Сидора Телепнев топит в Малой Невке, а голову закапывает. И вновь незадача – гнилая веревка обрывается, безголовый Сидор всплывает. Но и эту досадную неприятность Телепнев оборачивает в свою пользу. Его посещает новая идея: подвести под подозрение главного своего конкурента, Осетрова. Он заходит к нему якобы поговорить и, пользуясь минутной отлучкой, прячет в шкапу голову Муравкина.
Уф! Сашенька восхитилась безукоризненностью собственной логики. На этот раз детали головоломки сошлись без изъянов. Вернее, почти без изъянов. Оставалось выяснить, заходил ли Телепнев к Осетрову в день обыска. Как бы это узнать? Спросить Прошку? А вдруг не Телепнев, вдруг Прошка убийца? Смерть старших приказчиков вознесла его на недостижимое для двадцатипятилетнего место, а устранив Осетрова, Прошка станет хозяином его лавки.
