Грейс позвонил помощнику Скеррита, и тот сказал, что шеф сегодня в отъезде, но завтра утром у него будет тридцатиминутное окошко.
— У тебя медовый месяц, так что расследование я могу взять на себя, — предложил Гленн. — Не хочу, чтобы ты с этим путался.
— Работа на первом месте.
Инспектор покачал головой.
— Работа и твой брак с Сэнди подпортила, и мои отношения с Эри развалила. Не допускай этого больше. Клио — особенная, другой такой не найдешь.
— Карл Мерфи тоже был особенным для кого-то, — возразил Грейс. — И мы обязаны установить истину.
— Я не позволю тебе сломать собственную жизнь. И тебе нужно это понять.
Грейс поднял голову, посмотрел на друга и увидел, что тот абсолютно серьезен.
50
Вторник, 29 октября
Утро давно наступило, но дождь все лил с черного неба. Сидя в фургончике, припаркованном неподалеку от пожарного депо Уэртинга, Брайс Лорен был рад такой погоде. Двери депо поднялись, и через несколько секунд оттуда выехали, с включенными сиренами и мигалками, две машины и влились в полноводный автомобильный поток. Было начало десятого. Наблюдая за машинами, Брайс заметил на пассажирском сиденье второй знакомую фигуру Мэтта Уэйнрайта, командира расчета пожарного отделения. Знакомая картина.
Пожарной бригаде положено покинуть депо через девяносто секунд после сигнала и далее следовать только что полученным и распечатанным на листке инструкциям и указаниям, поступающим в режиме реального времени на компьютерный монитор в кабине. Ему самому нравилось быть членом пожарного расчета.
Не понравилось только, когда его выставили оттуда.
Выставили совершенно незаслуженно. Мэтт был фокусником-любителем. Брайс помогал ему, показал несколько трюков, а потом этот паршивец начал использовать их как свои. Так быть не должно.
И да, он положит этому конец!
Машины с ревом пролетели мимо.
А в голове остался крик.
Мать.
Брайс заткнул пальцами уши. Но крик не умолкал.
Крик из той ночи.
Ночи, когда он вырвался на свободу.
51
— Ты готов, дорогой?
Она ввалилась, пошатываясь, в его спальню. Без ничего, если не считать красных туфель на каблуке. В губах кривая самокрутка с дюймовым пеплом на конце. Он лежал на кровати, читал комикс про Денниса-мучителя. С собой она принесла запах алкоголя и едкую, отдающую резиной вонь тлеющего наркотика.
Она тяжело опустилась на край кровати и удивленно посмотрела на сорвавшийся и спланировавший на ковер серый пепел. Длинные спутанные рыжие волосы упали на лицо — занавес над первым актом. Она протянула ему самокрутку и приказала затянуться. Он покорно затянулся. Еще, сказала она и сунула руку под одеяло. Схватила, сжала пальцы.
У него закружилась голова. Где-то глубоко в животе появилось странное, как бывает от щекотки, ощущение. Лицо обожгла жаркая волна стыда. В жадных, настойчивых прикосновениях ее пальцев было что-то эротичное. Дряблое, морщинистое тело скользнуло под одеяло, и комикс полетел на пол. Она еще сильнее сжала пенис и начала неторопливо и мягко его массировать. Брайс не хотел этого, но чувствовал, как он растет, увеличивается, крепнет.
— Мамочка сделает это лучше, — прошептала она. — У-у-у, какой большой мальчик. Какой большой! Какой милый! Тебя будут хотеть многие женщины, но они все нечистые, грязные. Ты слишком хорош для этой швали. Ты — маменькин мальчик. Большой маменькин мальчик. Дай-ка мне почувствовать тебя в себе.
Он хорошо помнил и другую ночь, тремя месяцами позже, на праздник святого Валентина. Ему было шестнадцать. Тогда он впервые выпил. С Рикки Хели, своим единственным школьным приятелем. Они оба были высокими, крепкими парнями и выглядели старше своих лет. В пабе связываться с ними не посмел никто. Рикки тоже был аутсайдером — симпатичное лицо и неуклюжее, долговязое тело. У них единственных в классе не было подружек, их даже не тянуло к девчонкам, и на свидание ни один, ни другой ни разу не ходили. Брайс и заговорить-то с девушкой не смел — боялся реакции матери.
В то утро они с Рикки получили, к нескрываемому изумлению одноклассников, по десятку валентинок с изъявлениями любви и страстных желаний от тайных обожательниц. Они даже поверили в чудо, но потом ухмылки товарищей выдали их коварную игру.
Вечером приятели ушли в загул. Они слонялись по Кейптауну, от паба к пабу, в некоторых из которых, по словам Рикки, можно было получить бесплатную выпивку. Кое-где мужчины постарше ставили им пиво и виски и заводили разговоры. Опрокинув стаканчик, Рикки хватал Брайса за руку и торопливо уводил, не обращая внимания на жалобы и протесты угощавших.
Брайс впервые отведал спиртного и, бредя домой по крутому подъему, мимо Квинс-Парка, цепляясь за так же нетвердо державшегося на ногах Рикки, чувствовал, как внутри у него разгорается злость. Пошатываясь, они добрались до Фрешфилд-роуд, пересекли широкую улицу и взяли курс на скромный домик, где жил Брайс.
— Спасибо, — пробормотал он. — Спасибо за помощь, Рикки. Уж и не знаю… — В глазах помутилось, и ему пришлось остановиться. Рикки вдруг подался к нему и крепко прилепился губами к его губам.
— Эй! — Брайс оттолкнул приятеля.
Рикки не отступил и, зажав его лицо между ладонями, приник еще сильнее и даже стал проталкивать язык в рот. Собравшись с силами, Брайс врезал правым коленом ему между ног, а когда Хели отшатнулся, шагнул вперед и смачно залепил кулаком в нос. Брызнула кровь. Хели попятился и, споткнувшись, свалился на землю.
— И больше не пытайся, педик гребаный, — прохрипел Брайс и, оставив приятеля на тротуаре с расквашенным носом, вошел в дом и закрыл за собой дверь.
И тут же услышал запинающийся голос матери.
— Это ты? — Она едва ворочала языком.
— Угу…
— Где шлялся?
— Гулял.
— Ты пил? — В голосе прорезались обвинительные нотки.
— Мне шестнадцать.
— Был с женщинами?
— Нет.
— Ты мне так нужен. Иди к мамочке.
Брайс тяжело и неохотно поднялся по ступенькам, с каждым неверным шагом все сильнее ненавидя это, ненавидя себя и то, что будут говорить в школе, если только узнают обо всем. Он протащился по площадке, толкнул дверь в ее спальню и остановился у порога. Мать сидела в своей розовой постели, с сигаретой в губах и почти пустым стаканом виски в руке. Груди едва не вываливались из кружевной сорочки.
— Иди ко мне, малыш, — ухмыльнулась она.
— Я устал, мам.
— Иди и сделай приятное мамочке! Мамочке так нужно это сегодня. Иди сюда, малыш. — Она затянулась, выпустила дым через нос и раздавила сигарету в заполненном окурками блюдце, стоявшем у кровати. По телевизору шел фильм, какой-то боевик с крутыми парнями, из тех, что она смотрела без перерыва. — Давай, дорогой, доставь его мне.
