– У нас есть основания полагать, что она собиралась сделать аборт.
– Но когда же? Ведь она была уже на четвертом месяце.
На это у Алекса не было ответа.
– Мы допросили ее научного руководителя.
– Того, о котором мы говорили по телефону? – Диана приподняла бровь, вытерла слезы.
– Да.
– Она была ужасно недовольна им.
– Нам это известно.
– Так вы думаете, что это он ее убил?
– Нет, мы так не думаем. Во-первых, у него есть надежное алиби; во-вторых, трудновато найти мотивы.
– Она была просто помешана на своей дипломной работе. – Диана снова откинулась на подушки.
– Не потому ли, что ее привлекала научная карьера?
– Ее увлекла сама тема. Она задалась целью любой ценой восстановить доброе имя Теа Альдрин.
Алекс попытался вспомнить историю этой женщины.
– Она ведь была осуждена за убийство бывшего мужа?
Диана кивнула, грустно посмотрела на пустую бутылку из-под вина.
– Похоже, слишком масштабная задача для дипломной работы – раскрыть преступление тридцатилетней давности, когда убийцу уже успели осудить и освободить. – Он произнес эти слова с улыбкой, не желая, чтобы они прозвучали пренебрежительно.
– Именно так я и сказала. – Диана слабо улыбнулась в ответ. – Но тут Ребекка заявила мне, что Теа Альдрин – истинная жертва, лишившаяся и мужа, и чести, и карьеры. И сына. Но никто не понимает этого, и я – как все.
– Молодежь часто так рассуждает. Им хочется обо всех думать только хорошее.
– Из-за этого мы и поругались. – Диана тяжело вздохнула.
– Из-за Теа Альдрин?
– Из-за того, что я сказала в точности как ты. Что это типично для ее возраста – желание оправдать всех грешников. И тут она вышла из себя. Заявила, что Теа Альдрин стала жертвой одной из величайших судебных ошибок в истории Швеции. Что такого никогда бы не произошло, не будь она одинокой и притом женщиной.
Ему надо домой. Срочно.
– Какое это имеет отношение к делу? – Алекс откинулся на спинку кресла. – При чем тут ее пол и семейное положение? Насколько я слышал, доказательства были неоспоримы.
Диана всплеснула руками. У нее были красивые маленькие руки, и Алекс подумал, что они, должно быть, горячие на ощупь.
– На самом деле Ребекку завело то, что случилось раньше. Вся эта история о том, что Теа Альдрин была замешана в публикации книг «Меркурий» и «Астероид». Хотя их и книгами-то назвать нельзя. Описания отвратительных убийств в виде новелл.
Она поморщилась. Алекс снова покосился на часы, почувствовал, что уже не в состоянии следить за историей Теа Альдрин. Однако ему вспомнился еще чей-то рассказ о том, что Ребекка тратила много времени и энергии на свою дипломную работу.
– Боюсь, я не читал ни «Плутона», ни «Венеры», но сейчас мне пора домой.
– Они называются «Меркурий» и «Астероид». – Диана тихонько засмеялась. – И то, что ты их не читал, делает тебе честь. – Она посмотрела ему в глаза. – Ты уверен, что тебе надо идти?
– Да.
Выражение ее лица сделалось серьезным.
– Может быть, ты останешься в другой раз?
– Может быть. – Он сглотнул.
Она проводила его до дверей:
– Алекс, вы должны найти его.
Ему хотелось бежать от ее близости.
– Само собой. Пройдет совсем немного дней, и ты узнаешь, кто это.
Садясь в машину, он ощущал, как навалилась усталость. Обещание, данное Диане, ярмом лежало на плечах. Повернув ключ в зажигании, он выехал задним ходом с дорожки, ведущей к гаражу.
Около двух часов ночи, скоро утро.
Слава богу.
25
Санитарка плевать хотела на тишину. Несмотря на раннее утро, она галдела, как бессовестный подросток. Теа даже опасалась, что со стен отклеятся обои. Закрыв глаза, пыталась отрешиться от этих звуков.
– Ой, да я смотрю, ты устала, – услышала она голос санитарки. – Бедненькая! А я тут стою, болтаю.
Она принялась взбивать подушки в кровати у Теа, хотя ее никто об этом не просил.
– Ну вот, так лучше? – Она посмотрела на Теа. – Как жаль, что ты молчишь. У тебя была такая интересная жизнь, ты могла бы многое рассказать.
В этом Теа сильно сомневалась. Та часть ее жизни, которая могла представлять интерес, полностью померкла на фоне того факта, что ее осудили на пожизненное заключение за убийство бывшего супруга и что ее сын пропал более тридцати лет назад. Она знала, какие о ней ходили слухи: будто она убила и его тоже и где-то закопала.
Один из полицейских, участвовавших тогда в поисках ее сына, до сих пор навещал ее в надежде услышать признание. В некоторые свои визиты он просто сидел и молча смотрел на нее. Иной раз садился близко-близко и уговаривал ее своим спокойным голосом. Предлагал довериться ему. Ведь она же хочет умереть со спокойной душой? Еще есть возможность все исправить.
Теа не просила его приходить. Если бы он в свое время получше делал свое дело, все могло бы быть по-другому. Она могла бы жить на свободе. Сохранить сына. И отстоять свое доброе имя как писателя.
А теперь – какой смысл все это еще раз баламутить? С другой стороны, иных занятий у нее все равно не было. Визит медсестры Малены напугал ее больше, чем она могла сама себе признаться. Каким образом такая девушка, как Малена, оказалась вовлеченной в драму, разыгрывавшуюся вокруг Теа в течение нескольких десятилетий?
Она видела страх в глазах Малены, слышала напряжение в ее голосе. Малена спрашивала о девушке, которую обнаружили в Мидсоммаркрансене, – о Ребекке Тролле. Каким-то образом выведала, что Ребекка навещала Теа в доме престарелых. И теперь, когда Ребекку нашли мертвой, Малена хотела узнать, о чем они говорили.
Теа крепко зажмурилась, от души желая, чтобы все оставили ее в покое. Разве ее долгое молчание не является предельно ясным сигналом, что она не хочет говорить о прошлом? Она хорошо помнила, как приняла это решение, – в разгар допроса, на который ее вызвали вскоре после осуждения.
– Ваш сын, – начал полицейский. – Мы подозреваем, что вы убили его так же, как и его отца. Где мальчик?
Ее сердце разорвалось, распалось на отдельные атомы в грудной клетке. Неужели она убила бы собственного сына? Они что, совсем спятили?
Иногда она заставляла себя посмотреть на дело глазами полиции. Она – убийца, осужденная за то, что якобы зарезала ножом человека в собственном гараже. По слухам, она же являлась автором «Меркурия» и «Астероида» – двух книг, которые после публикации вызвали волну возмущения как на страницах культурных обозрений газет, так и в некоторых народных движениях. Их ненавидели и осуждали, их оплевывали и сжигали. Пожалуй, трудно найти примеры изданий последних лет, вызвавших бо́льший скандал.
