Рогер: И что произошло потом?
Алекс: Нам снова позвонили с места раскопок. Я думал, они хотят сказать, что заканчивают копать, но они сообщили другую новость.
Вторник
38
Понедельник плавно перешел во вторник, а Алекс все еще гостил у Дианы Тролле. Все происходило так же, как и в прошлый раз: он, совершенно трезвый, сидел на диване, она пила вино, полулежа в кресле. Когда позвонил Петер с сообщением, что Спенсер снова появился в материалах следствия, первая мысль Алекса была поехать домой. Или обратно на работу. В гостях у Дианы он не мог мыслить ясно. А если Фредрика скрыла от своих коллег важную информацию, это требовало особенно четкого осмысления.
Диана начала возражать: он еще и часу не пробыл, а уже хочет уехать? Они ведь даже не успели поужинать. Их ждал эскалоп с рисом и тушеными помидорами.
И Алекс не нашел что возразить. Да и не хотелось возражать, скорее, хотелось остаться. Они поужинали, и Диана подала десерт. Алекс даже выпил бокал вина, но в остальном пил только минеральную воду. Она же выпила два бокала вина, а затем показала ему новую картину, которую писала.
– Красиво, – сказал Алекс.
Они пошли погулять, не говоря ни слова. В какой-то момент она вложила свою теплую ладонь в его руку. Заглянула ему в лицо, пытаясь понять, не вызвало ли это недовольства. Нет, он вовсе не был недоволен, и ее ладонь там и осталась.
Вернувшись, они выпили кофе и закусили итальянскими сухариками перед телевизором. Теперь часы показывали уже первый час, а они все еще сидели в гостиной.
– Вальтер Лунд, – проговорил Алекс.
– Что? – Диана выпрямилась. Выражение ее глаз изменилось, стало более мрачным и жестким.
– Каковы были его отношения с Ребеккой?
На память не всегда стоит полагаться. Задним числом люди нередко вспоминают то, чего не было, убавляют и добавляют от себя, что делает их свидетельские показания бесполезными.
– Ребекка очень радовалась, когда ей достался именно он. Она восхищалась его работой в развивающихся странах. – Диана сжала губы, потянулась за бокалом с вином. – Хотя я так до конца и не поняла, в чем суть этой кураторской программы. У нее не было ничего общего с руководителем крупного предприятия. Ей больше подошел бы кто-нибудь из деятелей культуры.
– Как часто они встречались?
– Всего несколько раз. – Диана отпила из бокала. – Во всяком случае, так она мне рассказывала.
Алекс отметил: уж не намекает ли Диана, что кому-то другому ее дочь могла сказать иное?
– Ты считаешь, она лгала и на самом деле встречалась с ним чаще?
– Не знаю, но у меня возникло такое чувство. И у сына тоже.
В воздухе повисло какое-то напряжение, необъяснимое для Алекса. Упомянув имя Вальтера Лунда, он запустил некий процесс, которого пока не понимал.
– Один раз Вальтер Лунд приходил послушать, как Ребекка поет в церкви, – продолжала Диана. – Ты знал об этом?
– Поначалу это не показалось мне странным. – Алекс кивнул. – Вальтер Лунд много лет активно содействовал церкви, а Ребекка пела в хоре. Кроме университета, церковь была самым подходящим местом для их встреч.
Диана со стуком поставила бокал на журнальный столик:
– Только вот зачем им понадобилось встречаться за пределами университета? Этого я никогда не понимала.
– Может, чтобы укрепить взаимопонимание? Кураторство строится на доверии и уважении. Не разумно ли предположить, что Ребекка и Вальтер Лунд встречались в неофициальной обстановке?
Однако это все равно не объясняет, зачем они ездили вместе на выходные в Копенгаген. Алекс заколебался. Рассказывать ли ей о той поездке?
Он откашлялся:
– Тебе известно, встречались ли они за пределами Стокгольма?
– Нет. Не думаю. А почему ты спрашиваешь?
– Стараюсь лучше понять, как они общались. – Он пожал плечами. – Может быть, он брал ее с собой на предприятия?
– Нет, я ничего подобного не слышала.
Алекс задумался. Похоже, о поездке в Копенгаген Диане ничего не известно. Сколько всякого разного скрывают от него его собственные дети: сын, вот уже несколько лет живущий в Южной Америке, и дочь, которая всегда становится исключительно скупа на слова, когда речь заходит о ее семейной жизни. Или все дело в том, что он не слушает? Не выражает интереса?
Диана еще глубже откинулась в кресле, лицо ее казалось усталым.
«Пора домой, – подумал Алекс. – Иначе я просижу здесь всю ночь».
– Мне до сих пор трудно смириться с мыслью, что она не сказала мне о своей беременности.
Слезы блеснули в глазах Дианы, теперь она казалась такой беззащитной.
– Возможно, у нее были весомые причины молчать?
Слезы перешли в рыдания.
– Какие такие причины?
Да, что могло заставить молодую девушку скрыть от матери подобное обстоятельство? Этот вопрос не оставлял Алекса с тех пор, как стало известно о беременности Ребекки. И трудно было определить, какое место этот факт занимает в следствии: значит он многое или вовсе ничего.
– Вы думаете, что отец ребенка – Вальтер Лунд? – спросила Диана.
– Нет, мы так не думаем.
Но Алекс не стал уточнять, что им доподлинно известно: отцом ребенка являлся Хокан Нильссон. И что Хокан бесследно исчез.
Когда Алекс собрался домой, Диана вытерла слезы и проводила его до двери. Он ждал с надеждой, не предложит ли она ему остаться. Но она промолчала, а он сам так и не решился заговорить об этом.
39
Во время завтрака Теа смотрела новости по телевизору. За ночь в СМИ просочилась новая информация: в могиле обнаружены топор и нож и отправлены в криминалистическую лабораторию. Необходимо выяснить, принадлежат ли следы крови на них неизвестному мужчине или Ребекке Тролле.
Но нет. Никому из них эта кровь не принадлежит.
Теа заставила себя хоть немного поесть. Иначе они подумают, что она заболела, вызовут врача, и начнется суматоха. Теа уже знала, кто еще лежит в земле в ожидании полицейских лопат и кого они пока не нашли.
Тревога давила грудь. Лишь бы они не потеряли терпение – пусть копают дальше, чтобы обнажилась вся грязь, скрытая от посторонних глаз.
В дверь постучали, вошла новая медсестра, которая не знала, как себя с ней вести.
– Доброе утро, – проговорила она.
Голос звучал так резко, что оконные стекла чуть не лопнули.
– Теа, к вам пришли.
Медсестра отступила в сторону, и из-за ее спины показался рослый мужчина.
– Доброе утро, – сказал Турбьерн Росс. – Прошу прощения, что врываюсь во время завтрака.
