— Признайся. — Через пересохшее горло выдавил он. — В том, что изменила… Я попробую понять… И простить… Признайся! И все будет по-старому!
— Но я тебе не изменяла! — приложив руку к груди, простонала Оксана. — Это какая-то ошибка!
— Ты моя ошибка… И Лиза. И все бабы — это сплошные ошибки… Признайся! И мы все исправим!
Оксана вздохнула, в отчаянии качая головой. Взяла сумку, вышла из комнаты.
— Паша! Останови меня! — донесся из прихожей женский голос.
Но Павел ее не послушался. А когда Оксана ушла, отправился на кухню, вытащил из холодильника бутылку водки и, не отрываясь, осушил ее прямо из горла. Но легче ему не стало…
* * *
За дверью громко играла музыка, но ухо все-таки уловило женский крик.
— Пусти! — Это был голос Любы.
Павел кулаком ударил в дверь, и она открылась, а ведь он всего лишь хотел постучать, привлечь к себе внимание.
Люба лежала на полу в комнате, обеими руками пытаясь вырвать волосы из головы какого-то мужика, который, не обращая внимания на боль, стягивал с нее колготки.
— Пусти, говорю!
Девушка понимала, что проигрывает, но сопротивлялась отчаянно, не на шутку. И в конце концов мужик не выдержал. Одной рукой он схватил ее за горло, а другой размахнулся, чтобы влепить пощечину. Но не ударил. Павел бросил пакеты на диван, оторвал насильника от жертвы, вынес его из квартиры и сбросил с лестницы — через перила, с одного пролета на другой. Мужик сильно ударился головой о стену; задрав ноги, боком скатился на межквартирную площадку. Но не затих, стал подниматься. Павел хорошо помнил, чем однажды для него закончилось такое самоуправство, но страха не было. Ему сейчас все равно где быть, за решеткой или на воле. И там жизни нет, и там…
Люба лежала на полу и рыдала, размазывая пальцами вокруг глаз. А колготки она уже натянула. Хоть и пьяная, но догадалась сделать это. И музыку приглушила.
— Кто это был? — спросил Павел. — Сашка?
Он и сам был изрядно под градусом, но у него уважительная причина. Горе у него, которое нужно залить.
— Какой Сашка?! — вытаращилась на него женщина. — Сашка не такой!.. А ты чего пришел?
— Пришел.
Павел забрал пакеты, отнес их на кухню. Люба потянулась за ним, как ниточка за иголочкой.
На кухне стол накрыт — стаканы, пустые тарелки, две кусочка хлеба в пластиковой корзинке. Пустая бутылка стояла на полу.
— Что, водки не хватило, решили сексом добивать? — ухмыльнулся Павел.
— Этот решил… Костя его, кажется, зовут…
— Кажется?
— Да перепуталось все в голове.
Она взяла полную бутылку, покрутила ее в руках.
— А я не перепутался?
— Ты Паша… Я тебя запомнила… Я думала, ты уже не придешь.
— Думал, тебе компания нужна.
— Нужна.
Только сейчас она обратила внимание на батон сервелата и полголовки сыра. Также Павел выложил на стол рыбные консервы, связку бананов, пакет с апельсинами.
— Ух, ты!
— За такое не грех и отдаться, да? — грубо пошутил Павел.
Не мог он быть добрым после того, как расстался с Оксаной. Третий день пошел с тех пор, как ушла. Он знал, где девушка, но идти за ней не собирался. Логика проста — если она так легко ушла к Панкову, значит, у них что-то было. А раз так, то зачем она ему такая нужна?
— Пошел ты к черту! — вскрикнула от возмущения Люба.
Павел кивнул и стал складывать продукты в пакет. И водку туда же сунул.
— Эй, ну зачем ты так? — Она осторожно положила руку ему на предплечье. — Пошутили, и будет…
— А я шутил?
— Ну, не шлюха я, понимаешь. И не была никогда. А то, что выпить люблю… Алкашка я, но не шлюха.
— Все вы так говорите, а копнешь глубже!.. — сказал Павел насмешливо и махнул рукой.
— А ты копни! Посмотришь, что будет! — Люба зло сузила глаза.
— Что?
— Я ведь и убить могу… Не веришь?
Павел пожал плечами. Вроде бы убедительно звучит ее предостережение. Да и насильнику она сопротивлялась отчаянно, по-настоящему. Может, и не шлюха она по природе своей. Смешно будет, если не шлюха. Мать за бутылку водки продаст, но сама под мужика не ляжет.
Он скрутил пробку с бутылки, налил водку в стаканы, вскользь чокнулся с Любой и выпил до дна. И следующая стопка не заставила себя долго ждать…
Проснулся он на кухне, на матраце, который лежал прямо на полу. Белье чистое, наглаженное, но спал Павел на нем в одежде. А ведь Люба могла бы его раздеть. Он снова уснул, а разбудил его звук стиральной машинки. У него голова раскалывалась, подниматься не хотела, а Люба с усердием полоскала белье в ванной. Вид у нее похмельный, но взгляд бодрый.
— Выпьем? — спросил он.
— Да, конечно! — радостно согласилась женщина.
И задвигалась еще быстрей. Ей не терпелось выпить, но и бросить работу она не могла. Белье вынесла во двор сушиться, и сама сполоснулась под душем. Еще и яичницу приготовила с колбасой. На этом ее запас позитива иссяк, а негатив потек ручьем.
Водка легла на старые дрожжи, и Павел быстро захмелел, но и состояние улучшилось, и голова перестала болеть.
— Не в обиду спрашиваю, сколько тебе лет?
— Двадцать четыре вот будет… Что, на все тридцать выгляжу? — с горечью усмехнулась хозяйка дома.
— Ну, не на тридцать… Но и на двадцать четыре ты не выглядишь.
— А ведь я еще молодая! — кивнула она.
— А ты зашейся. Выпила, и ты уже на небесах… А там тебя спросят, что ты, значит, Любовь Батьковна сделала для человечества? Да ничего, скажешь, водку жрала… Дети хоть есть?
— Да как-то не сложилось.
Павел качал головой, рассеянно глядя на Любу. Стремная ситуация — Оксана с Панковым, спит с ним в одной постели, нянчит его внука, а он здесь, в компании с какой-то алкоголичкой, в дымину пьяный. Ему нужно ехать к Оксане и объявлять ей амнистию, спасая самого себя. Без нее жизни не будет, он должен это понимать. Но ведь не сможет он ее простить. А если вдруг простит, то будет попрекать этим. Не смогут они так долго протянуть. А если смогут, то это будет не жизнь.
— Слушай, а давай уедем? — вдруг предложил Павел.
— Куда? — надуто спросила Люба.
— Ну, куда-нибудь на юг, на море… Там еще тепло. Море, конечно, холодное, но ледяной душ — это самое то…
— Я не пойму, ты говоришь или бредишь? — поддела его Люба.
Но Павел ничуть не обиделся.
— А вся моя жизнь — сплошной бред. Не веришь?
— Да черт тебя знает!
