– Здравствуйте! – Он вышел из-за стола и подал руку. – Как вас зовут? Присаживайтесь.
Посетитель не сразу, но руку пожал, сел на стул и все как-то молча и странно его разглядывал, прищуривая один глаз – словно прицеливался.
– Вот ты какой! – сказал наконец и добавил насмешливо: – Племянничек...
По возрасту он был немного моложе Сергея Борисовича, поэтому заявление о таком родстве он принял за земляческую шутку: в тот миг он не подумал о деде.
– А это правда, что у тебя раньше было прозвище – Сыч? – Гость ухмыльнулся.
– Было, – легко признался он, поскольку об этом тогда спрашивали часто. – В юности.
– Про меня знаешь?
Новые заботы наложились на старые и настолько оттянули подвижность мысли, что он не мог сразу проанализировать поведение и слова посетителя, поэтому опять спросил имя.
– Зовут меня Никита, – представился тот. – Я сын Федора Аристарховича, деда твоего. Отцу твоему, Борису, брат, а тебе – дядя.
В голове послышался тонкий звон, как после грохота снарядного разрыва.
– Никита? – переспросил он и вскочил. – Откуда ты? Где ты?
Дядя сидел невозмутимо.
– То есть знаешь про нас?
– Недавно узнал! Вот уж не ожидал!..
– Если знаешь, чего не приехал, не попроведовал?
– Не имел представления, где вы сейчас. Как ушли ночью с мельницы, так и пропали...
– Ничего мы не пропали! Пять лет в Коростах прожили, а после войны вышли обратно.
Лесная деревня Коросты была на границе области и считалась разбойничьим краем, о котором рассказывали, будто там когда-то скрывались и прятали свое добро лихие люди, что промышляли на большой дороге. Еще говорили, что Советская власть туда так и не дошла, поэтому там несколько лет назад обнаруживали людей, нигде не зарегистрированных. Кроме того, пограничную деревню несколько раз передавали то в одну область, то в другую, а то и вовсе оставляли без власти и внимания.
– А дед?.. Жив?
– Живой, со мной на Выселках живет, за Ельней.
– На Выселках?!
– Ну. Старый уж, правда, совсем...
– Я однажды туда бегал за самогонкой. Там какой-то дед гнал...
– Мы с батей и гнали, – равнодушно признался Никита. – Семью надо кормить...
Оказывается, если бы не милиция, то он бы еще тогда нашел деда. Наверняка бы признал, даже без бороды...
– Почему же мне не доложили? – возмутился Сергей Борисович. – Я давал задание начальнику УВД!..
– Потому что он фамилию сменил, – спокойно заявил Никита. – Скрываться пришлось, время-то какое было. У него в Коростах тесть жил, а когда помер, отец его документы себе взял. А что? Старики-то все на одно лицо... И теперь зовут его Махоркин Иван Палыч. И я Махоркин, и Сашка, и девки. Он бороду сбрил, волосы остриг, так и не признал никто.
– Махоркин?..
– Ну... У отца последняя жена была с такой фамилией. Родом из Корост. Туда и убежали... А что, знакомая фамилия?
– Женой деда была Виктория Маркс, – с надеждой проговорил Сергей Борисович. – Ты что-то путаешь...
– Ты и про это слыхал?.. Ну тогда знай: Евдокия Махоркина она по рождению, а никакая не Маркс.
Левая рука начала отчего-то неметь: тогда он еще не знал, что это результат контузии, полученной от взрыва снаряда на танковом полигоне...
– Не может быть!
– А ты слыхал, она фамилию поменяла? Еще в коммуне? Дескать, неблагозвучная?
– Слыхал...
– Что ж тогда Тоньку огулял? – спросил с неожиданной злобой. – Она сестра моя по отцу, а тебе тетка родная. Ты что же натворил-то?
Сергей Борисович ощутил край пропасти и заглянул туда – сердце оборвалось от глубины.
– Я ничего не знал. Антонина не сказала...
– Сам-то догадаться не мог? Ведь умный, вон куда сел – рукой не достанешь!
– Откуда я мог знать... настоящую фамилию этой Виктории Маркс?
– Да вы же одна шайка-лейка – секретари!
Он отступил от пропасти, спросил трезво:
– Антонина знала об этом? Что она не Махоркина?
Никита скрипнул хромачами.
– Теперь-то что, знала, не знала... Главное, ты со своей теткой переспал.
– Нет... дядя! Ты прямо скажи! Я ведь у Антонины сам спрошу!
– Ну, не знала.
– Почему не знала? Скрывали, чтоб случайно не проговорилась? И вас не выдала?
– Что ты на меня наступаешь-то? – возмутился Никита. – Еще и кричит! Сейчас не тридцать седьмой, мне бояться нечего. Ты теперь думай, что делать станешь! Потому что ты у меня вот где!
И поднес тяжелый, угловатый кулак.
– Так! – Сергей Борисович встал. – Ты сообщил мне, что Антонина моя родственница?
– Сообщил.
– И что еще хотел?
Видимо, он решил, что сломал своего племянника, и чуть расправил боксерские плечи.
– Не я, а мы все хотим, чтоб ты признавал свою родню.
– Я от родни никогда не отказывался.
– Значит, признаешь?.. Ладно, тогда и мы с тобой по-родственному. – И вдруг из нападающего превратился в просителя: – Изба у нас гнилая, разваливается, а новую поставить силы нету. Отец старик совсем, жена у него тоже не молодая. Я в колхозе работаю, за трудодни, Сашка в армию ушел, так домой не вернулся. Тонька, она теперь при тебе... А с Наташки что взять? Вертихвостка.
– Говори, что надо? – поторопил Сергей Борисович.
– Отдай нам старый сельсовет, и как раз будет. Все равно пустой стоит.
Сельсовет в Выселках тогда упразднили, ибо село попало в городскую черту Ельни, и новое каменное здание хотели передать под жилье председателю колхоза.
– И это все?
– Обрадовался!.. Поставишь меня председателем. И чтоб я был всегда на хорошем счету.
– Сказку про золотую рыбку слышал? – наливаясь гневом, спросил он.
– Сказок я с детства наслушался, по одним книжкам воспитывались! – засмеялся Никита. – А ты теперь Тоньку замуж бери. Еще ближе станем родня. Она приехала, сияет, говорит, мне сам Сергей Борисович предложение сделал. Замуж, говорит, за него выхожу! Дурочка...
– А ты решил после этого меня шантажировать?
Он не знал этого слова и спросил недоуменно:
– Что делать?
– Поиграть со мной. Сельсовет потребовать, должность.
– Какая уж тут игра, племянничек? Тебе-то теперь не до игрушек. Задницу отмывать надо.
– Где Антонина?
– Да тут где-то, полы драила. – Никита оглянулся на дверь. – Ты ей тоже работу другую дай. Не дело это, чтоб жена поломойкой была.
