И даже тогда Сергей Борисович не ощутил опасности, однако Вера встревожилась и настояла, чтобы он до возвращения Баланова уехал хотя бы в Ельню, к матери, сама же вызвалась исполнять обязанности связного между ним и Горчаковым.
По ее же совету он отправился на поезде, в плацкартном вагоне – благо, что с бородой не узнавали, и позже выяснилось, что арестовывать его пришли буквально через час, как только он покинул квартиру, а в аэропорты разослали ориентировки. Горчаков подготовил несколько конспиративных квартир в разных городах, но и они бы не спасли, если б кому-то сильно захотелось упрятать его за решетку; судя по сообщениям в прессе, Сергея Борисовича вместе с другими такими же опальными политиками попросту выдавили из столицы и, пока в стране нет Баланова, попытались переломить ситуацию. Целую неделю Москву захлестывали хорошо организованные митинги в поддержку курса Политбюро ЦК, но когда непотопляемый авианосец вернулся в порт приписки, улицы и площади опустели как по команде.
Все это время Сергей Борисович жил у матери, особенно-то не прятался и выходил на прогулки поздним вечером не потому, что боялся преследования: старался избегнуть вопросов земляков, которых интересовало не только то, почему он отпустил бороду, а что будет со страной.
В то время он еще сам не знал ответа.
Из Ельни он вернулся с сыном Федором и, когда узнал о беременности Веры, впервые испытал то, что тлело в нем давно и смутно, никогда не вырываясь наружу, – отцовские чувства...
Он так и не уснул до утра, и дорога, на минуту пригрезившись наяву, утонула в прошлом, которое теперь, за давностью лет, тоже казалось сном.
Вера будто явилась из воспоминаний – прилетела первым рейсом из Мадрида, приехала на такси из аэропорта и, как обычно, без звонка. Не снимая плаща, она вбежала в спальню и, увидев мужа, перевела дух.
– Мне почудилось... С тобой что-то случилось! – Она склонилась и чмокнула в губы, опахнув запахом морской соли. – Когда ты бросил трубку... Меня будто током пробило!
– Я думал о тебе, – примирительно сказал Сергей Борисович. – Вот сейчас лежал и думал...
– Ты не заболел? – Она пощупала лоб. – Это что? Опять бороду отпускаешь?
– Сычу полагается. А где Марина?
Жена наконец-то сняла плащ и сапоги, присела на кровать и обреченно бросила руки.
– Осталась на яхте... А я схватилась и полетела! Как на пожар... Вдруг показалось, тебе так плохо!..
– Значит, помолвка не состоялась?
– Почему? Они обменялись кольцами...
– А что же ты не радуешься? Будешь тещей принцу и сватьей королю.
Вера сверкнула на него недовольным и печальным бабьим взглядом, однако не реагировала на его насмешливый тон – что-то скрывала...
– Нет, мне все равно тревожно... Что здесь произошло? Почему Горчаков сидит в передней?
– Ему тоже показалось...
– Вижу, сегодня еще не спал, лежишь, как всегда, одетым, и взгляд сычиный... Что делал ночью?
– Писал! – с легкостью признался он. – Почти до утра...
– Опять? Ты же зарекался!
– Мне стало так грустно. Все бросили, никому не нужен...
– Сережа! – Вера обхватила голову и встряхнула. – Ну кто тебя бросил? Что ты говоришь?
– Ты вся пропахла морем. – Сергей Борисович обнял ее и затих. – Даже волосы...
И вспомнил курортный роман с Натальей...
– Все, теперь и на минуту не оставлю, – клятвенно произнесла жена. – Буду всегда рядом. Днем и ночью! Никуда больше не поеду и стану служить тебе верно и преданно.
Он изумленно привстал.
– Что это с тобой? С чего вдруг?
Вера прижалась к нему и зашептала:
– Сама не знаю. Но чувствую – хочу... Всю дорогу думала и каялась... Впереди самолета летела. А навстречу мне несся тоннель...
– С дочерью-то что?
– Ой, да что с нашей дочерью? – вздохнула она. – Всю жизнь с пулеметами провозилась, так характер-то соответствующий... Знаешь, что сказала королю? «Вы неправильно воспитывали своего сына. Он у вас слишком женственный мальчик». Внушение сделала... Представляешь?
– А он в самом деле такой?
– Да есть, конечно... Но он же принц!
– Ничего, Маринка его воспитает...
– Затеяла, а сейчас сама не рада, – неожиданно призналась Вера. – Ты был прав, Сережа... Там совсем другая жизнь. Попутешествовала, посмотрела на них... Когда мы с тобой ездили, этого было не видать. А поехали с Маринкой... Это разве женихи? Хоть самих замуж отдавай... Наших парней сразу видно – мужчины. Пусть грубоватые, неотесанные... А какие короли и президенты? Ты был самый лучший, Сережа! Теперь я это увидела. Сильный, мужественный, отважный и добрый. А я с тобой самая счастливая... Эти же как торговцы на базаре, ждут только выгоды...
Она никогда не говорила ему таких слов. Скорее, напротив, иногда в порыве неких разочарований ставила в пример канцлера Германии и даже саудовского шейха, мол, вот они – настоящие правители, и это видно по их манерам, взглядам и словам. Ты бы хоть форму какую-нибудь придумал для президентов!
Хорошо еще, что не учила, как управлять государством...
Сергей Борисович не перебивал ее: с самого первого дня их совместной жизни установилось правило – давать другому выговориться. Тогда выговаривался он, молчавший много лет, а она слушала, ибо умела это делать.
Сейчас их роли поменялись.
– Маринку я оставила с тяжелым сердцем, – исповедовалась Вера. – Сказала по телефону, что уезжаю домой. Не хотела им мешать... И знаешь, что она ответила? «Мама, я хочу с тобой, к папе...» Едва уговорила остаться. Нехорошо уезжать сразу после помолвки... Тут она меня еще нагрузила. Говорит, мне приснился сон, будто еду на машине с Альфаедом...
– С кем? – невольно переспросил он.
– Да с этим арабом, который с Дианой... А навстречу мне несется тоннель. Говорит, проснулась в последний миг и теперь боюсь. Страх напал. Разве принц ее может защитить? Его самого надо защищать и беречь. Ветер дунул – уже насморк, от качки тошнит, к медузе прикоснулся и чесался два дня... Как ты думаешь, это плохой сон?
– Пустой, – со знанием дела успокоил Сергей Борисович. – Это она себя принцессой возомнила. Помешались уже на этой Диане, сотворили кумира из потаскухи. А ей надо было в монастырь уходить...
– Не груби, Сережа...
– Мне положено клевать простоволосых девок. Вызывай Маринку домой!
– Лучше сам. – Вера подала телефон. – Ей будет приятно, соскучилась...
– Приятно? Что же она ни разу мне не позвонила? А я ждал, особенно сегодня ночью...
– Ну, знаешь, увлеклась. Она же вообще человек, быстро увлекающийся. Спичку поднеси, и горит...
