Дом пуст. Мартин на неделю уехал в командировку в Штаты. Йонас и Виктория с понедельника в школьном лагере. Со мной остался только наш пес Казимир. Я устремляю взгляд сквозь жалюзи в окно. Наступает новый день. Какие сюрпризы он приготовил? Размышляя, я спускаюсь в кухню. Казимир как будто подмигивает мне своими длинными собачьими ресницами, сворачивается, вытягивается и снова сворачивается. Собачья жизнь, так и позавидовать недолго! Я поспешно выключаю галогеновые лампы. Пожалуйста, только не нужно в это время суток яркого света! Пока я кипячу воду для чая, мои мысли возвращаются к странному сну, который меня так безжалостно разбудил. Этот человек много лет назад исчез из моей жизни и моих мыслей. И слава Богу! Тогда мне стоило титанических усилий закрыть эту тему, но я смогла. Я положила воспоминания о нем в ящик, закрыла его и выбросила ключ. По крайней мере, я так думала до сегодняшнего утра. И вот теперь, почти шестнадцать лет спустя, мне снова приснился этот тип. Блин, кто ему дал право снова влезать в мои мысли? Не было никакой причины, никакого повода – атака без предупреждения, гром среди ясного неба. Безобразие! Последние годы мы не поддерживали отношений, не поздравляли друг друга ни с Рождеством, ни с днем рождения, и это было очень славно! А я счастливая, довольная жизнью женщина, которой всего хватает, ну разве что за исключением мышечной массы. Я наливаю в чашку кипяток и злюсь, как оса. Но на кого, на что? На себя? На ситуацию? На то, что я поднялась ни свет ни заря и в такую рань стою на кухне и пью чай. Я решаю, что оно того не стоит, и иду в гостиную. Включаю радио и слышу до скрежета зубовного знакомую песню «Here I go again» группы Whitesnake. Этого еще не хватало! Это была наша песня. Я включаю CD-плеер, в котором лежит диск Виктории. «What're you waiting for?» – напевает Гвен Стефани. Просто замечательно! Меня что, преследуют? Быстро хватаю другой диск – Guns'n'Roses. Включаю Аксела Роуза и компанию на полную катушку и отправляюсь в ванную. Не позволю этому сну преследовать меня весь день! Я десять минут стою под холодным душем и наконец чувствую себя лучше. Новый день может начаться!
Прекрасный июльский день близится к закату. Я сижу с бокалом вина за письменным столом, потому что, кроме личных проблем, у меня еще много работы. Дела в галерее идут отлично. Весь день телефон не остывал. Из службы доставки интересовались, какие закуски привезти. Нужно было настроить освещение. Шестеро мужиков бегали по галерее, как муравьи. Катарина, моя ассистентка, все время висела на телефоне и пыталась как-то сдержать разрастающийся хаос. В полдевятого все наконец сделано и можно уходить. В следующую субботу в 17.00 важный день: последняя выставка перед каникулами, соберется около ста гостей – коллекционеры, богема, художники. Приглашения мы разослали еще две недели назад, но мой факс до сих пор продолжает выплевывать благодарности за них. Если все придут, галерея будет забита, и, я надеюсь, это будет успех. Как правило, я рассчитываю на то, что около тридцати процентов приглашенных не придут. Художник, похожий на молодого Германа Брода,
[11]
так взволнован, что с ним практически невозможно говорить. Каждые два часа он звонит с очередными предложениями, действуя на остатки моих нервов. Последний раз, а именно в двадцатый, он позвонил, чтобы обсудить расположение картин, и это чуть не стало последней каплей. Я разозлилась и швырнула телефон в сумку. Какой тупой, все время одни и те же вопросы! Чтобы положить конец этому бреду, я вызвала его завтра утром сюда, в галерею. Обсудим все уже окончательно.
«Тринь-тринь» – звенит телефон из глубины сумки, Я спотыкаюсь о Казимира, едва удерживаюсь на ногах, и у меня даже получается найти мобильник среди всего хлама. Нуда, как всегда слишком поздно. И почти точно, что это снова Луиджи, клон моего Германа Брода. Я снимаю блокировку клавиатуры и пробираюсь к ожидающему меня бокалу вина. Пропущенный звонок, как показывает дисплей, был от Клаудии.
После трех гудков она берет трубку. У нее нервный, злой и немного грустный голос. Сегодня утром Клаудия, когда ходила по магазинам на средней улице, встретила Морица. В обнимку с крепкой девицей из разряда «чуть за двадцать», пергидрольными волосами которой можно было бы осветить пол-улицы. А ее фен, должно быть, инопланетянин, живущий собственной загадочной жизнью. Мориц, продолжает Клаудия гневно, сначала выглядел испуганно, но через секунду мобилизировался и представил это существо как свою подругу Бабси. Баб-си, что за жуткое имя, презрительно замечает Клаудия. Эта балда сразу же узнала Клаудию и сказала своим писклявым голосом: «Ой, а я недавно о вас статью читала. Круто! Ваши шмотки просто бомба». На что Клаудия ответила: «Благодарю. А вы что, уже умеете читать?» А Морицу заявила: «Надеюсь, до не очень скорого свидания!» Клаудия просто источает яд.
– Этот говнюк с хриплым голосом и губами Мика Джаггера пусть поцелует меня в задницу. Он трус, выглядит как черт-те что и вообще идеальная пара для этой дурочки из переулочка. Во всяком случае, – заверяет меня Клаудия, – я очень рада, что от него избавилась. Он совершенно не понимает того, что я делаю, у него никогда нет денег, и он все время ходит в этих дебильных рубашках. Господи, я уже больше не могу видеть белые рубашки! Мужчина в футболке, молодой, свеженький – вот это то, что надо. Я разразилась хохотом.
– А ты по нему, случайно, не сохнешь? – осторожно спрашиваю я.
– Сохну? Я? Нет, так глубоко я не копаю. Я же не экскаватор!
Я меняю тему и рассказываю Клаудии о своем ночном «свидании» с Максом. Человек, с которым я, юное и нежное создание, познакомилась в семнадцать лет, в последний четверг перед Великим постом, и с которым на протяжении многих лет я то сходилась, то расходилась, снова напомнил о себе. Этот весельчак меня всегда сражал наповал. Макс мог исчезать из виду на месяцы, пропадать где-то, но стоило ему появиться, как я таяла, словно сахарная. Но в один прекрасный день все это даже мне надоело. Кончен бал, и морочить мне голову тоже можно не вечно. Кроме того, я познакомилась с Мартином, выскочила за него замуж и забеременела. Клаудия, с которой мы сидели за одной партой, конечно же, знает всю эту душераздирающую историю и тяжело вздыхает, когда я рассказываю свой сон.
– Не-е-е-е-ет, кто угодно, но только не он! Зуза, ну правда! Он же… – Она прерывает себя, чтобы снова начать: – И что теперь? Что ты собираешься делать?
– Ничего! Мне просто странно, что он опять появился так внезапно, – недолго думая, отвечаю я и делаю глоток вина.
– Не верю. Сто процентов, у тебя уже руки чешутся.
– Да нет! Ну что такого может случиться?
– Что? Что может случиться? А что ты собираешься сделать? – кричит она почти на грани истерики.
Я буду говорить только в присутствии своего адвоката.
– Зуза, если я запишу то, чего я не знаю о тебе и Максе, то все поместится на почтовой марке. Как вы порвали в последний раз?
Я немного освежаю ее память и слышу тяжелый вздох. Ненадежность этого человека всегда доводила меня до белого каления. Однажды – это уже вообще ни в какие ворота не лезло! – мы с ним собрались пойти поужинать в ресторан «Ленбах». Нам тогда как-то удалось протянуть полгода без ссор, и мы хотели это должным образом отпраздновать. Я заказала столик и два часа без толку прождала этого негодяя. Официанты смотрели на меня с жалостью, и в итоге мне пришлось есть в полном одиночестве. Я тогда та-а-а-ак разозлилась, что оставила Максу на автоответчике очень недоброе сообщение. После этого контакт прервался.
