Он сохранял все то же глуповатое выражение, которое появилось у него при первом взгляде на Бренду.
— Готов поспорить: рыжие женщины тебе нравятся не меньше моего.
Ники нахмурился.
— У нее не рыжие волосы, — сказал он. — Они больше похожи на какой-то металл.
— Медь, — подсказал ему Джин. — Этот металл зовется «медь». Ты прав. Я думаю, что это самый красивый цвет. Я всегда был неравнодушен к рыжим женщинам.
— А я — нет, — преданно сказал Ники. — Мне больше нравятся каштановые волосы, такие как у моей мамы.
Джин потрепал его по голове.
— Ты хороший мальчик, — сказал он. — Я обязательно передам твоей маме то, что ты мне только что сказал.
Я посмотрела на Джина — уж не шутит ли он? — и не смогла определиться с ответом. Ники хихикнул. Я взглянула на него и увидела, что лицо его светится восторгом. Еще бы! Ведь он сейчас знал больше взрослого человека. Когда лифт опустился, Джин выпрыгнул из лифта и побежал по вестибюлю, как большая благодушная черепаха.
— Желаю вам хорошего вечера, — сказал он и отворил дверь.
Ники снова хихикнул.
Люди улыбались нам на улице, словно видели перед собой восхитительную семью. Я отвечала улыбкой, глядя им прямо в глаза. Я чувствовала свой рот — большой, мягкий и добрый. Каблуки делали меня высокой и сильной. Мне казалось, что я лечу вперед, прямо по ветру, словно деревянная фигура, какие крепят на нос корабля. Меня переполнял оптимизм.
Возле «Бениханы» стояла очередь. Майкл поморщился.
— Я знаю, как ты ненавидишь очереди, — заговорила я низким медлительным голосом Бренды. — Почему бы тебе не пройтись по кварталу? Мы с Ники постоим, правда, зайка?
Зайка? Откуда взялось это слово? Я посмотрела на сына, ожидая встретить удивленный взгляд, но он лишь улыбнулся мне и сказал:
— Конечно, постоим.
Мужчина, стоявший перед нами, обернулся и сказал:
— Придется подождать, если хотите увидеть Вилли. — Глянул на Ники и добавил: — Вилли показывает фокусы.
— Все повара показывают фокусы, — сказала я. — Поэтому мы и пришли. Ники нравится, когда цыплята летят к нему на тарелку.
— Если верить нашим друзьям, — сказал мужчина, — Вилли показывает лучшие фокусы.
Он протянул руку.
— Меня зовут Билл. Это — Кристофер. И мы хотели бы задать вам вопрос. Где вы раздобыли такой удивительный Жакет?
Мы стали друзьями прежде, чем нас усадили за стол. Оказалось, что Билл прав: ради Вилли надо было постоять. Его руки мелькали со скоростью света. Он резал овощи, выкладывал из них клоунские рожицы и жарил на гриле. Нарезанные кусочками цыплята летали по ресторану — падали то в шляпу Вилли, то в карман. Я с удивлением увидела, как очередной цыпленок, отскочив от тарелки Майкла, перелетел через мою и шлепнулся в тарелку Ники. Вилли предложил Ники грибы (он их любил!), настоял, чтобы он попробовал креветки (он их не любил), и задал тон всему вечеру. Когда дошло до десерта, Билл соорудил из салфеток маленькую шапочку с углублением сверху, нахлобучил ее Ники на голову, после чего предложил нам наполнить шапку фруктами. Похоже, Ники удивлялся, что я позволила такое баловство. Сказать честно, я сама себе дивилась.
— Это наш телефонный номер, — сказал Билл, когда мы заплатили по счету. — Звоните, когда снова надумаете сюда пойти. Если бы не вы, нам было бы скучно.
— Мне понравилось ходить в ресторан с Брендой, — признался Ники по дороге домой. — Она разговаривает с людьми. С ней весело!
— Веселее, чем когда я настоящая? — спросила я, стараясь говорить нейтральным голосом. Неужели я обиделась?
— Да, — сказал Ники. — С Брендой веселее.
Майкл сжал мою руку, понимая, что я чувствую.
— О чем ты говоришь? — воскликнул он. — Она и есть ты. Она — это ты, только в очень хорошем настроении.
Он рассмеялся и добавил:
— Возможно, тебе следует почаще бывать Брендой.
И потом мы пришли домой. Джин бегом бросился отворять дверь, улыбаясь мне все той же глупой улыбкой.
— Ничего не могу с собой поделать — обожаю рыжих женщин.
Повернулся к Майклу и сказал:
— А вашей жены пока нет дома.
— Возможно, она придет очень поздно, — пробормотал Майкл. — Но Бренда останется и до ее прихода составит нам компанию.
Они с Джином обменялись взглядом, и меня что-то кольнуло. Неужели можно ревновать к самой себе?
— «Даниель»? — сказал Майкл несколько дней спустя, когда я натянула на голову рыжий парик. — Ты ведешь Бренду в «Даниель»? Думаешь, она там будет к месту?
— Нет. — И я объяснила ему стратегию Кэрол. — Конечно, она там будет странно выглядеть.
— Это какое-то сумасшествие, — удивился он. — А кто пойдет?
— Джул, — сказала я. — И он приведет с собой новую подругу. Говорит, что она нам понравится. Она художница.
Майкл, похоже, почувствовал облегчение.
— Не знаю, понравится ли нам еда, — сказал он, — но весело — точно будет.
Именно Джул познакомил меня с Майклом. Джула я знала еще с колледжа. Он стал для меня чем-то вроде кузена. С тех самых пор мы не теряли друг друга из вида. Джул путешествовал налегке. Сразу после того как я переехала в Беркли, Джул постучал в дверь дряхлого викторианского дома, который я снимала вместе с группой друзей. Дело было ночью, и он только что порвал с любовью всей его жизни.
— Я ненадолго, съеду, как только найду себе что-нибудь подходящее, — сказал он, однако прошло восемь лет, и он по-прежнему жил там в свободной комнате, вместе со своим чемоданом.
Джул переехал в Лос-Анджелес вскоре после нашего переезда туда с Майклом. Какое-то время он держал чемодан в нашем доме в Лавровом каньоне. Теперь мы были в Нью-Йорке, а Джул с неизменным чемоданом перебрался в квартиру-лофт
[41]
в Сохо, хотя готов был сорваться оттуда в любую минуту.
Невысокий и худой, с лицом, состоящим из одних углов Джул обладал своеобразной элегантностью Уильяма Берроуза,
[42]
с которым состоял в дальнем родстве.
— Думаю, он наденет свой коричневый пиджак из потер, той кожи? — сказал Майкл.
— Скорее всего, — согласилась я. — Мне кажется, что другого у него и нет.
— Хорошо, — одобрил Майкл. — В ресторане от нас обалдеют.
