– А чтобы слаще было...
Генерал пригубил чай, отставил чашку.
– Тебе кто скинул информацию?
– Не скажу.
– Видишь... Ты не хочешь говорить, а я не могу из тебя вытрясти. Не имею права.
– Свобода слова, защита информации...
– Ко всему этому еще бы совести немного... А завтра пострадают сотни людей? Тьфу-тьфу-тьфу, пронеси господи. Вот тебе и свобода. А теперь рассуди как журналист, представитель четвертой власти. Стоит ли твое здоровье и даже жизнь... жизней тех, кто безвинно погибнет? А? Что? Нет ответа?
– Пока нет, товарищ генерал.
– Вот когда будет – приходи. Возьму на работу с руками и ногами. Надену погоны по должности, молиться на тебя буду, пылинки сдувать. Потому что не я, прожженный и грубый мент, а ты – образованный и интеллигентный – станешь создавать в сознании граждан представление о государстве. И отвечать за это!
Надежда рассчиталась с таксистом, вышла из машины. Район, где жила Тамара, выглядел убого – обшарпанные панельные «хрущевки», за которыми гремела железная дорога.
Был вечер, холодало, на тополях кричало воронье.
Она отыскала нужный подъезд – на двери домофон. Отошла на детскую площадку и позвонила.
– Тамара? Здравствуйте. Я привезла вам посылку.
Трубку бросили.
Она снова набрала номер, ответил совсем другой голос – старушечий.
– Мне нужна Тамара. Я могу ее услышать?
– Нет тут никакой Тамары, – был ответ. – И не звоните больше.
– Погодите, не вешайте трубку! – заспешила Надежда. – Передайте Тамаре, я была в Головино. И привезла посылку от дяди Паши, от Павла Анисимовича!
На том конце посовещались.
– А ты кто будешь? – спросила старуха.
– Меня зовут Надежда Петрова.
– Откуда ты?
– Я москвичка, работаю на телевидении.
– А где ты сейчас-то?
– Стою возле вашего дома на детской площадке.
– Ладно, стой, – пробубнила старуха. – Сейчас выйду и приму.
Надежда прогулялась возле подъезда, глядя, как кружат над домами и деревьями беспокойные птицы.
В это время, как нельзя кстати, позвонил Илья.
– Ты опять отключаешь телефон, Петрова! Целый день звоню! Ты где? Дома?
– Домой я еще не приехала...
– Мы когда-нибудь пойдем в театр? Или опять билеты пропадут?
– Ты на что взял?
– Сюрприз!
– Мордобоя не будет?
– Это мюзикл! Начало в семь!
– Заезжай за мной в шесть.
Надежда спрятала телефон, потому что появилась старуха. Она сначала выглянула из подъезда, осмотрелась, потом вышла – с палкой, в каком-то бесформенном пальто, седые космы покрашены в яркий желтый цвет, будто костер на голове.
– Ты, что ли, звонила? – спросила она настороженно.
– Я...
Старуха проворно обошла ее, зачем-то осмотрела детскую площадку, позаглядывала в припаркованные машины.
– Паспорт у тебя есть? Показывай.
Надежда молча достала паспорт. Старуха пролистала его, сверила фотографию.
– Похожа... Ну, давай, что там?
– Здесь деньги. – Надя вынула сверток.
– Дай, посмотрю.
Отобрала и развернула сверток – брови приподнялись.
– И верно, деньги... Да много... – Стала пихать сверток в карман. – Ладно, отдам, как появится. Я соседка ее...
– Простите, но мне их нужно передать лично в руки!
– Сама передам, не бойся.
– Я вас не знаю! – испугалась Надежда. – Там крупная сумма!
– Как хочешь... – Старуха сунула сверток обратно ей в руки и как гусыня, однако шустро засеменила в подъезд. Дверь за ней захлопнулась.
А воронье словно сдурело: носилось и носилось над деревьями с пронзительными тревожными криками.
Надежда снова вынула телефон и набрала номер.
Трубку подняли, но молчали.
– Тамара, пожалуйста, возьмите деньги, – наугад сказала она. – Меня дядя Паша очень просил передать.
И вдруг Тамара отозвалась:
– Откуда вы знаете Павла Анисимовича?
– Мы приезжали к ним прошлой зимой с Сережей, – не давая себе отчета в том, что говорит, призналась Надежда.
Подействовало мгновенно – как пароль.
– Извините! Я сейчас вам открою!
Замок на двери подъезда щелкнул. Надя вошла.
Тамара встречала ее на лестничной площадке – стройная молодая женщина, несколько заторможенная, с печальным взглядом. За ее спиной торчала старуха с палкой.
– Простите, ради бога! – повинилась она, пропуская Надежду в квартиру. – Осторожность необходима... Сами понимаете.
– Да-да...
Тамара проводила ее в свою комнату, поставила стул. Надежда достала деньги.
– Вот, пожалуйста...
– Опять прислали... – обреченно вздохнула Тамара. – Ну что с ними делать, а? Я же теперь работаю.
– Павел Анисимович сказал, им много не надо, а вам они пригодятся.
– Он всегда так говорит... А вы сегодня были в Головино?
– Только сейчас приехала.
– Как там Валентина Васильевна?
– Вроде бы здорова, что-то шьет. Говорит, вам нужно выходить замуж, рожать детей.
Тамара сжалась, как от озноба.
– Поэтому я редко езжу к ним, – призналась она. – Удивительные люди... Им – понимаете – стыдно, что погиб Володя, что они... будто бы обездолили меня. Я думала, таких людей уже нет... А я, знаете, счастлива. Мы с Володей прожили всего год... Вернее, были в официальном браке. Встречались за это время всего несколько раз. А теперь кажется: год – это так долго!
Она замолчала, привычно сдерживая близкие слезы.
– Мы с Сережей тоже... Встречались редко, – зачем-то сказала Надежда. – И тоже чуть больше года... С апреля ничего не знаю о нем.
– Он сейчас в Москве, – бесцветно отозвалась Тамара. – Звонил несколько дней назад.
– Мне не позвонил...
Тамара не услышала, мыслями была в другом месте.
– Это ведь я настояла, чтобы мы зарегистрировались, – вдруг вспомнила она. – Так захотелось стать женой... Представлялось, буду лежать, как кошечка, на диване и ждать своего милого. Когда мы поженились, Володя был такой счастливый! А смерть, она таких любит...
Дверь в комнату распахнулась, и без стука вошла старуха соседка с чайником.
