В том числе обращались и молодые девушки, прочитавшие объявление в газете (работа для молодых, стройных, без комплексов, фото обязательно), и начинающие модели (вы — женщина редкой красоты, типаж как раз для моей фирмы, прошу представить портфолио и заплатить тысячу злотых комиссионных, не волнуйтесь, не пройдет и нескольких дней, как деньги к вам вернутся); были заказы и от влюбленных девушек (понимаете, такое фото, чтобы парень в армии обо мне не забыл и чтобы можно было заплатить в рассрочку).
Квартира Баси и Петра — на четвертом этаже старого дома на улице Зеловой, 32. Когда-то в ней жили родители Петра, а еще раньше — родители его матери. Бабушку Петр вспоминает словно сквозь туман. Она сидела в большой комнате (той самой, где есть балкон с перилами из кованого железа) и рассматривала фигурки из майсенского фарфора и фотографии близких, стараясь запомнить побольше, пока не ослепла. Входить в комнату и мешать бабушке было строго-настрого запрещено.
— Ну как никто в этом доме не поймет, что мне надо сосредоточиться. Я ведь слепну!
Родители Петра ходили на цыпочках, к накрытому столу бабушку приглашал тихий стук в дверь. Иногда она отказывалась от еды из-за мигрени.
После смерти бабушки нашли большую шкатулку красного дерева, доверху наполненную фотографиями с обтрепанными краями, — бабушка рассматривала их через лупу. Петр, тогда еще мальчик, никак не мог понять, почему бабушка предпочла снимки живым людям. Вот так, хитростью, фотография покорила его сердце, и любовь оказалась взаимной.
Первый же снимок, который Петр послал на конкурс, получил премию. На этом снимке был запечатлен работник морга, потребляющий огненную воду прямо из горлышка на фоне живописного покойника, оставленного без присмотра. Понятное дело, труп — он и подождать может. А водка нет.
Свое фото Петр сделал «Зенитом» потихоньку от всех: его героя терзала жажда, и он ничего вокруг не замечал, а родители были увлечены разговором с другим ритуалыциком (предстояли похороны бабушки) и тоже не обращали на сына внимания.
Под названием «ВОТ ОНА, ЖИЗНЬ» Петр отправил фотографию на международный конкурс в Париж. Было ему двенадцать лет. Когда из Парижа пришло известие, что его произведение выиграло, и автор получил официальное приглашение — приезжайте и получите денежки, — в доме разразилась буря.
Так что Петр всегда знал, кем будет. Только аппараты менялись — после «Зенита» появилась «Практика», потом «Яшика», потом «Кэнон» и, наконец, «Никон», — но любовь Петра оставалась вечной и нерушимой.
Родителям пришлось примириться с тем, что из Петра не выйдет ни адвокат, ни врач, ни инженер, ни архитектор, ни даже специалист по политологии или там маркетингу и управлению, а всего лишь фоторепортеришка.
Просуетится всю жизнь, а толку мало.
— Ведь тебе даже кредит никто не даст, — сокрушалась мама, которая никак не могла постигнуть, что свободная профессия — такая же работа, как и всякая прочая.
— А как же социальное страхование, у тебя ведь даже должности со ставкой нет. — Время от времени отец Петра вспоминал, что без твердой ставки в наше время — труба. — А как же пенсия? Бросил бы ты дурака валять и устроился на нормальную работу.
Родители умерли один за другим в прошлом году и не успели в должной мере насладиться пенсией и выгодами социального страхования. А для Петра настоящее стало важнее будущего.
Бася относилась к страсти Петра с пониманием, пока речь шла о докторе Н., которую осудили за нелегальную торговлю кожей. Или о премьере, так и не подавившемся сосиской. Или о президенте. Или о какой-нибудь зверюшке в неожиданном ракурсе. Например, не птица, а летит. Как кот Бубы, который свалился с карниза и угодил прямо в объектив Петра. С четвертого этажа грохнулся! И хоть бы хны.
Но вот когда муж взялся за фотосъемку других женщин (показ белья на ярмарке в Познани), Бася стала остывать к фотографии.
А ведь он так сражался за заказы! И все у него было… тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. Получил аккредитацию на всякие звездные церемонии. Устроился фотографом в глянцевый журнал. Делал сессии еще для нескольких изданий. Живи и радуйся!
Но Бася не радовалась.
— А это откуда, что-то ты мне не показывал, — бурчала она, стоя у мужа за спиной.
— Я же тебе говорил, это с…
— Ничего ты мне не говорил, впрочем, мне все равно.
Упрек сменялся печалью. А Петр вовсе не хотел, чтобы она грустила. У Баси и так было трудное детство, о чем он был прекрасно осведомлен.
Какая-то, блин, червоточина закралась в их отношения. Только какая?
Петр закрывает дверь на цепочку (привычка, воспитанная в детстве родителями), направляется на кухню, берет бутылку минеральной с газом и нажимает на кнопку автоответчика.
No new message — извещает «Панасоник». Ничего удивительного. Петр поднимается, проходит в комнату, которую Бася в добрую минуту окрестила «салоном», и видит, что на балконе опять топчутся голуби. Распахнув дверь, Петр хлопает в ладоши. Один голубь улетает, второй смотрит на него с презрением и не двигается с места.
Бася с отвращением относилась ко всему, что летает: к комарам, осам, пчелам, даже бабочкам, к большим и малым птицам и самолетам. Особо брезговала она голубями, а они, как назло, выбрали для свиданий именно их балкон. А этот вот голубь и вовсе держит в клюве засохший прутик. Нет, так не пойдет. Петр решительно направляется к птице, и та неохотно перескакивает на соседний балкон. Петр тяжело вздыхает, заранее зная, чем все это кончится. Оглянуться не успеешь, как балкон превратится в голубиное гнездо, а Бася при виде яиц обязательно впадет в отчаяние. Ведь голуби разносят всякую пакость, микробы, болезни, под крыльями у них полно блох и даже клопов.
И тем не менее живое уничтожать нельзя.
Бася очень близко принимает к сердцу зло, причиняемое другим.
При одной мысли о голубиных яйцах Петр весь холодеет. Возможностей тут только две.
Либо Бася будет плакать из-за микробов, зловредных насекомых и прочей гадости, которая того и гляди перекинется с голубей на нее.
Либо Бася будет плакать из-за того, что муж так безжалостно расправился с голубями.
Петр закрывает балконную дверь, включает компьютер и начинает просматривать фото. Вообще-то сегодня удачный день. Скульпторша, которую он снимал по поручению агентства, оказалась очень милой девушкой, он даже подвез ее до Матечного, когда они закончили. И снимки получились неплохие, хотя света в ее мастерской все-таки маловато. По пути он успел заехать в магазин стройматериалов и заказать кафель, какой Бася хотела в ванную: коричневый с золотыми прожилками, настоящий кофе с молоком. Ему, правда, хотелось чего-то желтого, солнечного, радостного. Но желтый цвет был табу — из-за гадалки, к которой Бася наведалась перед свадьбой, просто для смеха.
За каких-то паршивых восемьдесят злотых гадалка напредсказывала ей много чего. Только Бася все сразу же забыла. Лишь одно накрепко врезалось в память.
