Пану Чесику, когда он выпьет больше четырех кружек пива, кажется, что прилетели кролики, косули, олени и зубры. После восьмой кружки он заявляет, что прилетают к нам товарняки из Щецина и фуры из России. Наверное, сегодня он выпил еще больше?
Я подошла к калитке и, к своему удивлению, не обнаружила у пана Чесика следов алкогольного опьянения.
— День вам добрый, прилятели! — прокричал пан Чесик. У него было побледневшее от страха лицо и испуганные глаза. — Вы щас сами увидите!
— Кто прилетел? — вежливо поинтересовалась я, хотя ни сама, ни вместе с ним ничего не хотела увидеть. — Птицы?
— По осени? — Пан Чесик посмотрел на меня снисходительно. — Птицы-то по осени улятают. НЛО прилятело… огни у них во такие хромадные! — Пан Чесик изобразил руками два больших круга, глаза были навыкате от испуга.
— Какое еще НЛО, пан Чесик? — не сдержалась я. — У меня столько работы!..
— Как это какое? — Пан Чесик аж подскочил. — Обыкновенное!!! С неба!
— Давно прилетело? — вежливо спросила я, зная, что от Чесика простым «извини» не отделаешься, надо выслушать, что он хочет сказать. Пока все не доложит, от него не избавишься.
— Вчерась ночью… и они у меня-я-я…
— Кто у вас?
— Ну, НЛО… двое ихних у меня…
Похоже, светская беседа надолго затянется. От станции показались Уля с Машей. Собака крутилась на поводке как угорь. Уля, по-видимому, встречала кого-то, кто должен был приехать на поезде.
— Привет! — крикнула я ей через плечо пана Чесика. Пан Чесик обернулся, Маша, завидев его, сморщила нос, перестала носиться вокруг Ули и потянула ее в сторону пана Чесика.
— Пани Улю-ю-ю! — Чесик с мольбой протянул к ней руки. — Вы-то мне, поди, верите, правда?
— Конечно, верю, — ответила Уля и по-дружески мне подмигнула.
— Вот скаж-жите пани Юдите, цто я не вру!
— Пан Чесик говорит правду, — поддакнула Уля и укоротила поводок.
— Они у меня.
— Кто? — удивилась Уля, а мне стало вдруг ясно: день как день, в этой нашей деревне всегда что-нибудь да произойдет.
— Двое таких из ко-о-осмоса… НЛО…
— Пан Чесик, а как вы узнали, что это НЛО?
Я просто удивляюсь Уле: всегда она сумеет правильно поставить вопрос, пусть даже ее и не очень волнует этот визит с небес.
— Цто знацит как? Бона, я их сра-а-азу призна-а-ал… У одного такая зеленая кож-жа… он сразу ж-же пере-транс-фор-ми-ро-вал-ся… а второй ляж-жит в моей кровати… я сразу скумекал, цто это они… гляж-жу, а у меня вода вскипяценная, картоска поцисена-а-а… Идите поглядите… — Пан Чесик, видя наши недоверчивые лица, принял полный значимости вид. — Я тож-же сперва подумал, цто это белая горяцка, так не-ет! Ей-богу, цистая правда! Они-то прилятели, цтобы меня пуга-ать!
— Пан Чесик, они не затем прилетели, чтобы вас пугать, — принялась утешать его Уля, а я замерла, восхищаясь ее талантом поддерживать разговор. — Они прилетели помочь вам.
— А-а-а-а-а, — промычал пан Чесик, не менее удивленно, — а в цем?
— Не знаю. — Уля пожала плечами. — Ведь не случайно они именно у вас поселились?
Пан Чесик внимательно посмотрел на Улю, потом на меня, затем почесал в затылке, попрощался и поплелся домой через поле пана Марчиняка, к лесу. Он шел сгорбившись и думал о своем. Уля спустила с поводка Машу, она бросилась к Борису, а тот понесся по недавно высаженным спиреям, которые как раз к зиме должны пустить корни, а в начале весны зацвести.
— Борис!!! — завопила я во всю глотку, но ему все по фигу, кроме Маши, именно она спровоцировала его бежать напрямик, иначе говоря — по моим цветам.
— Маша! — заорала Уля, но Маше тоже все по фигу, коли Борис гонится за ней. Она носилась по кругу, и — о Боже! — мои белые астры, которые в этом году впервые ухитрились пробиться сквозь отравленный грунт, не выдержали топанья восьми лап.
Уля поймала Машу и загнала ее к себе во двор. Обе собаки теперь стояли у сетки — одна с одной, другая с другой стороны — и махали хвостами, вернее, Маша тем местом, где обычно бывает хвост, а Борис своей черной толстой трубой.
Уля выжидательно посмотрела на меня:
— Зайдешь на чаек?
Почему бы и нет? За чаем я обрисовала Уле картину своего светлого будущего с Адасем. В общем-то мне хотелось, чтобы он уже уехал, потому что чем скорее он уедет, тем быстрее вернется. Я неосмотрительно призналась в этом Уле.
Подруга разволновалась и сказала, что первое исключает второе.
— Подумай, чего ты хочешь: светлого будущего или будущего с мужчиной? — спросила она и сбросила Ойоя на ковер.
Ойой удивленно мяукнул — мол, с чего бы это? Улины кошки не залезают на стол — он, как обычно, преспокойно полеживал себе на кресле, изображая серую пушистую подушку, и никогда до сих пор хозяйке это не мешало.
Я вмиг сообразила, что Улю что-то вывело из себя, но на вопрос, что случилось, она встала и ответила:
— А что могло случиться? Ничего никогда не происходит. Разве кого-то волнует, что в мире гибнут люди, извергаются вулканы и идут войны, а в Индии поезда срываются в пропасть! И не спрашивай меня, что случилось, ведь и вправду ничего не происходит! Но если ты хочешь рисковать и, несмотря на свой горький жизненный опыт, считаешь, что тебя ожидает светлое будущее, то воля твоя!
Вывод напрашивался сам собой: Уля не только посмотрела какие-то новости по телевизору, но и поругалась с Кшисиком. Почти одновременно мне пришла в голову еще одна мысль: некрасиво припирать подругу к стене, если она не желает о чем-то говорить. Поэтому я молчала, а Уля, пристально глядя на меня, сообщила:
— Я была у гадалки.
Я чуть было не подавилась до смерти. Понимаю — фэн-шуй, верю, что зеленая входная дверь отвращает от дома беду, и в колокольчики на калитке верю, и в китайские монетки, которых непременно должно быть три и непременно в красном портмоне, верю, что две монахини приносят счастье, и в радугу, особенно двойную, но гадалка? Зачем она Уле? К чему эти суеверия? Неужели у них с Кшисиком все так плохо?
— Да-да, — смело повторила Уля, — я была у гадалки.
— Ну и что она тебе сказала? — Я сглотнула слюну, и вопрос прозвучало гладко.
— Вряд ли ты захочешь это знать, — ответила Уля.
— Если ты захочешь мне рассказать, то я захочу знать, — парировала я.
— Не захочешь, — настаивала подруга.
Я почти была готова возмутиться, ибо больше всего меня злит, когда кто-то знает лучше тебя, чего ты хочешь, холодно тебе или жарко, или что ты чувствуешь. Честно говоря, меня это просто приводит в бешенство. Но я подавила гнев на корню и решила остаться безразличной.
