— Почему? — удивилась Уля. — Ведь тогда можно что-нибудь посоветовать, поговорить… Ты-то откуда знаешь?
Поговорить и посоветовать можно девочке. У мальчиков по-другому устроены мозги. Если они в ярости или несчастливы в любви и уже не молоды, то нападают на соседние государства, вот как. Неужели Уле это неизвестно?
— Бесполезно, — шепотом сказала я. — Вчера он высыпал на себя всю мою пудру, ту, что купила мне Агнешка в дьюти-фри и которую, как оказалось, я совершенно напрасно берегла. Знаешь, зачем? Чтобы не были заметны прыщики! А у него их и так нет! Он выливает на себя столько дезодоранта в ванной комнате, что мне приходится проветривать перед тем, как принять ванну. Это, наверное, и есть признаки влюбленности, правда? А ты прямо в лоб! Уля, надо быть немножко деликатнее!
Но Уля быстро сменила тему:
— Это правда, что на дне рождения Тоси будет Эксик?
— Да, — кивнула я и почувствовала, что обязана добавить: — Тося очень хотела, как-никак он ей отец, хорошо, что у нас с ним более-менее нормальные отношения и мы уже в состоянии смотреть друг на друга, ведь правда?
— Ты забыла, как он с тобой поступил?
— Эх, — махнула я рукой, — если бы не он, я бы никогда не встретила Адасика, поэтому, наверное, оно и к лучшему. Впрочем, — конфиденциально сообщила я не без некоторого удовлетворения, — Йоля уехала. Эксик говорит, что они расстались, чтобы проверить, действительно ли они хотят быть вместе. — Я с сомнением покачала головой: — Неужели женщины и в самом деле так легко верят в такую дребедень?
— У тебя нет заменителя сахара? — Уля отодвинула сахарницу. — Я бы немного подсластила… Жизнь в ноябре всегда мне кажется горькой…
— Уля! — обрадовалась я как ребенок, потому что мне выдался редкий случай напомнить ей то, чему она меня учила. — Ноябрь — самый лучший месяц в году, потому что до следующего ноября у нас одиннадцать долгих месяцев! А после Рождества дни становятся длиннее, — размечталась я, — и весна не за горами!
Уля ушла почти в одиннадцать. Скорее спать, спать, спать. Как на беду, ванную оккупировала Тося, я терпеливо подождала, потом налила в ванну воды и долго искала мыло. Его нигде не было. Я помылась Петрусиным шампунем от перхоти. Какое удовольствие отдохнуть после того, как целый день набегаешься! Куда-то подевались все полотенца, в поле зрения не было ни одного. Обозлившись, я завернулась в халат, Тося сидела в кухне и болтала по телефону.
— Тося, почему ты забрала мое полотенце?
— Подожди, Куба… — сказала в трубку дочь и прикрыла ее рукой. — Красное?
— Зеленое! Красное — Петрека!
— Там было только красное! Я его взяла, потому что мое желтое исчезло! Значит, твое взял Петрек!
— А где его?
Тося пожала плечами и вернулась к прерванному разговору. Болтовня по телефону в такое время приводит меня в бешенство. Разве нельзя поговорить днем? Но я не стала цепляться к дочери — в конце концов, она уже взрослая.
Оставляя за собой мокрые следы, я добралась до шкафа. Каждый день одно и то же — Петрек не в состоянии запомнить, какое у него полотенце. Как хорошо, что скоро возвращаются его родители, и тогда уже им после ванны нечем будет вытираться. Осталось только выпустить собаку, проверить почту — нет ли письма от Адасика, впустить пса обратно, и можно спать, спать, спать.
ОБАЯНИЕ ЧЕТЫРЕХ КОЛЕС
Почему он ничего не пишет? Уже третий: день Телекомм великодушно предоставляет связь, но никаких новых писем. В субботу позвоню ему. В общем-то даже хорошо, что он, наверное, злится. Это означает, что наш приезд был для него чем-то очень важным. Пусть уж лучше злится из-за того, что меня не видит, чем из-за того, что видит.
Я еду в редакцию, после работы надо получить из ремонта принтер, потом на минутку заеду к маме. Петрек сегодня до вечера пробудет у Арека, оттуда я его и заберу и снова вернусь домой только к ночи. Неужели я действительно хотела жить в деревне? Может быть, мне это только казалось?
У мамы я просидела два часа. Она очень волнуется за Тосю, правильно ли поступила внучка, поменяв историю на биологию, ведь биология трудная, успеет ли она наверстать упущенное? Осторожно ли я езжу? Ведь на дорогах сейчас полно кретинов. Пусть я ни в коем случае не превышаю шестидесяти в час. А если в меня врежется трейлер? И не лучше ли, однако, ездить на поезде? Бережно ли я обращаюсь с машиной Агнешки, и почему они так легкомысленно оставили мне машину? Не голодаем ли мы? Ведь я такая замотанная, поэтому здесь вот голубцы, потому что Петрусь их любит, жареные ребрышки, потому что я их люблю, хотя в последнее время, дорогуша, ты пополнела, и маринованная тыква, потому что Тося любит, и томатный суп в литровой банке. Чтобы мы не умерли с голода. Я из последних сил отбилась от куска сыра и замечательных сосисок, которые мама купила специально для нас.
Не знаю, откуда в родителях уверенность, что я морю голодом своих и чужих детей, причем одновременно они убеждены, что сама я раскормленная. Однако, если разобраться, они таким образом заботятся обо мне, и я, до глубины души растроганная, несла в машину набитые всякой снедью пластиковые пакеты.
Я простояла долго в пробке — это наименее приятная сторона жизни в деревне. Под новой эстакадой не проходят трейлеры, поэтому, как обычно, образовался затор. Эх, построили бы на всех подъездных путях низкие эстакады, и не только для грузовиков, но и для легковых машин. Как прекрасно ездилось бы тогда по пустому городу… Однако, спохватилась я вовремя, как человек, живущий за городом, я бы никогда в него не въехала.
Я забрала у Арека надутого Петрека, и мы отправились домой. Темно и холодно. Ворота открыть не удалось — замерзли. Пришлось оставить машину за воротами, мы выгрузили покупки и мамину провизию. Петрек при виде Тоси повеселел, мне кажется, что моя дочь для него альфа и омега его сердечных дел и проблем с прыщиками, которых на самом деле нет. Она наверняка копалась в моем компьютере. Может ли машина остаться за воротами? Не было сил размораживать сегодня замок.
Оказалось, что не может.
Утром я открыла калитку, и перед моими глазами предстала ужасная картина. Новый дорогой автомобиль Гжесика стоял на кирпичах. Все четыре колеса как ветром сдуло, а сигнализация и не подумала сработать. Я посадила Петрека в поезд, а сама позвонила в полицию. Она незамедлительно приехала. Составили протокол, я что-то подписала. Что мне теперь делать? Я обратилась к страховому агенту. Села в поезд, чертыхаясь на чем свет стоит. Почему я живу в стране, в которой нельзя спокойно оставить машину, причем чужую, возле дома? Я никогда не перестану этому дивиться.
В вагоне, к счастью, нашлось свободное место. Я примостилась возле двух молодых людей, занятых разговором. За окном белело, начиналась зима, такая поздняя в этом году.
— Да он — терминатор! — невольно уловила я обрывок разговора.
Ну по крайней мере на этот раз попались мне вполне культурные люди, обсуждающие фильмы, хотя, возможно, и не высшей пробы.
