— Я истратила на тебя целый год своей жизни! — с обидой бросила она.
— Я тебя об этом не просил, так что теперь нечего искать крайнего, — спокойно парировал Семён.
— Ты бесчувственный эгоист, Тополь! — Ирина тряхнула своими короткими медно-рыжими кудряшками. — Тебе всё равно, что происходит с другими людьми, ты думаешь только о себе и чувствуешь только свою боль, чужая боль тебя не интересует, потому что ты толстокожий! — крикнула она.
— Если тебе нужно, чтобы кто-то облегчал твои страдания, ищи себе медбрата, а не юриста, — не остался в долгу Семён. — Я к тебе в няньки не нанимался. Ты ещё не жена, а уже устраиваешь мне такие сцены, будто у нас за плечами двадцать лет семейной жизни! Какого чёрта ты ошивалась около меня целый год, если я настолько плох, как ты говоришь?! — Тополь зло полыхнул глазами. — Сначала ты сама навязываешься на мою шею, а теперь пытаешься доказать, что я твой должник. Я тебе ничего не должен и ничем не обязан. Не нравится — вперёд, скатертью дорога! — неожиданно он вскочил на ноги, схватил Ирину за запястье и, рывком стащив её с дивана, подтолкнул по направлению к дверям. — Катись. Мне твои истерики здесь ни к чему!
— Ты меня… прогоняешь? — с ужасом прошептала Ирина.
— Нет. Даю время подумать, — сухо отозвался Семён. — Если ты укротишь свои аппетиты и перестанешь ограничивать мою свободу, я буду рад встречаться с тобой и дальше. Если же нет — пеняй на себя и считай, что мы незнакомы.
— Ты хорошо подумал? — неожиданно огромные зелёные глаза Ирины превратились в две узкие щели.
— Это угроза? — Семён с презрением скривил губы. — Ах, как я испугался! Кто бы мог подумать, что у тебя есть когти! Смотри, не обломай!
— Какая же ты дрянь, — негромко произнесла она. — Мне жаль, что я потратила на тебя столько времени и сил, потому что ты не стоишь даже того, чтобы в твою сторону кто-то плюнул.
— Какая высокая патетика! — иронично дёрнул бровями Семён. — А как же быть с твоим замужеством?
— Иди к чёрту! — Ирина пулей выскочила из комнаты в прихожую, и через несколько секунд за ней захлопнулась дверь.
— С глаз долой — из сердца вон! — пожал плечами Тополь и, улыбаясь собственным мыслям, потянулся за записной книжкой, чтобы подыскать добрую женскую душу, способную утешить его после перенесённого стресса.
* * *
— Прости меня ради бога, но я… не могу принять твой подарок, — Надежда медленно сняла с правой руки красивое обручальное кольцо, полюбовалась на него несколько мгновений и, вложив его в ладонь Руслана, заставила того сжать пальцы в кулак.
— Но почему нет?
Сердце Руслана мучительно сжалось. Ощущая, как от затылка к плечам побежала волна холодной слабости, он изо всех сил сжал золотой ободок.
В парке уже собирали осеннюю листву, и воздух был пропитан запахом горьковатой прели. Влажные, потемневшие от первых ночных заморозков листья клёнов и ясеней лежали на газонах волглой ветошью. Кутаясь в едва заметную туманную дымку, голые липы тянули к небу свои угловатые, словно изломанные временем руки, а низкое, отяжелевшее небо, провиснув, почти касалось земли.
— Я тебя чем-то не устраиваю? — стараясь скрыть боль за иронией, улыбнулся Руслан. — В чём дело, Надюш? Я для тебя недостаточно состоятелен? Или недостаточно молод? Или у тебя есть кто-то другой, в более полной мере удовлетворяющий твоим запросам? Тогда так прямо и скажи. Ничего, я как-нибудь переживу.
— Не стоит делать больно и мне, и себе и произносить слова, о которых потом будешь жалеть, — негромко произнесла Надежда и, подстраиваясь под шаг Руслана, взяла его под руку.
— Тогда почему нет? — повторил он свой вопрос. — Мы знакомы с тобой уже больше десяти лет. Мне кажется, у тебя было достаточно времени, чтобы узнать меня как человека и понять, что мои чувства искренни.
— Я нисколько не сомневаюсь в твоей искренности и порядочности, но… — Надя сделала глубокий вздох. — Даже не знаю, как тебе это объяснить… Много лет назад я любила мужчину. Любила безоглядно, больше, чем Бога и, наверное, за два года этой сумасшедшей любви я истратила всё, что мне отмерила жизнь.
— Ты до сих пор любишь своего Тополя? — в голосе Руслана послышалась ревность.
— Нет. За семнадцать лет, что прошли с тех пор, во мне всё успело остыть и перегореть, и ни о какой любви или ненависти речи и быть не может. Это произошло слишком давно, чтобы вызывать теперь хоть какие-то эмоции. Не стоит меня ревновать к моему прошлому. Дело не в нём, и уж тем более не в Леониде.
— Тогда я тебя не понимаю.
— С тех пор, как произошла вся эта история, во мне что-то надломилось, и, возможно, тебе это покажется странным, но в моём сердце осталось место только для одного-единственного мужчины на свете — моего сына, — она тихо улыбнулась.
— Но разве ты сама не имеешь право на счастье? — горячо прервал её Руслан. — Тебе всего сорок, у тебя ещё столько всего впереди! Неужели ты готова поставить на своей жизни крест? Когда мы с тобой начали встречаться, ты говорила, что Семён ещё совсем мал, поэтому тебе некогда заниматься своей личной жизнью. Я не был уверен, что ты поступаешь правильно, забывая о себе и бросая свою жизнь под ноги мальчику, который всё равно никогда этого не оценит. — Руслан усмехнулся. — Но ты думала иначе, и мне не оставалось ничего другого, как ждать и надеяться, что когда-нибудь наступит такой момент, когда у тебя появится время заняться своей жизнью.
— Я не просила тебя об этом, — лицо Надежды стало напряжённым.
— Я знаю, но ничего другого мне не оставалось, потому что я тебя любил. Когда Семён перешёл в пятый класс, я впервые попросил тебя стать моей женой. Но ты отказалась, потому что он всё ещё нуждался в твоей защите и помощи. Когда он окончил школу, я повторил своё предложение, но Семён поступал в институт, и над ним висела армия, а потому тебе снова было не до меня.
— Не могла же я бросить мальчика на перепутье!
Надежда с укором посмотрела на Руслана, но он, словно не замечая её пронзительного взгляда, продолжал идти, подцепляя мыском ботинка жёлтые ладошки кленовых листьев.
— Годы шли, а я ждал, пока наконец-то у тебя найдётся время и на меня. Но каждый раз, как только решалась одна проблема, у твоего сына тут же появлялась новая, и ты опять была готова бежать на край земли, лишь бы уберечь Семёна от беды.
— Ты ставишь мне в укор то, что я люблю своего ребёнка? — в густо-серых глазах Надежды блеснул лед. — Когда мы начинали встречаться, ты знал, что я несвободна.
— Да, но я не знал, насколько, — перебил он.
— Ещё не поздно всё изменить.
— Изменить что? — смуглое лицо Руслана напряжённо застыло. — Ты перестанешь держать руку над своим сыном? Или я по мановению волшебной палочки разлюблю тебя?
Высокий, широкоплечий, с тёмными, едва тронутыми редкой проседью волосами, Руслан был очень красив. Светло-голубые, чистые, как речная вода, глаза резко контрастировали со смуглой кожей, придавая его внешности что-то пиратское. Дерзкий, бескомпромиссный, а порой даже жестокий, Руслан никогда не пасовал ни перед людьми, ни перед обстоятельствами, и только рядом с Надеждой ощущал себя тёплым, податливым воском.
