— Интересное слово, — серьезно заметил Стив. Казалось, сейчас он, как когда-то Ален, вытащит из кармана блокнот и его запишет. — Конечно, любовь — хорошо, очень прекрасно, хотя для брака это не самое главное.
— Прости, — снова сказала Лена. — Но я не могу от нее отказаться.
— Разве она у тебя имеется? — мгновенно насторожился Стив.
— Нет, не имеется, — заторможенно повторила за ним Лена. — Но должна же она прийти?
— Эти русские! — взмахнул руками Стив. Куда девалась его британская сдержанность! Он сунул руки в карманы халата и заходил по комнате — широкими, решительными шагами. — Тебе предлагается Лондон, респектабельный человек с устойчивой, постоянной работой, серьезным счетом в банке, с хорошей квартирой в самом дорогом, престижном районе, и за городом есть дом — ну да, там пока живет моя мать, но ей уже много лет, — а ты говоришь о какой-то любви! Разве тебе хорошо в России? Разве кому-нибудь у вас хорошо? Кроме этих самых, как их, новых русских?
Неожиданно Лене стало смешно.
— Насчет них я как раз не уверена. И вообще мы с тобой говорим о разном.
— Нет, мы говорим об одном: о реальной жизни, — с неожиданной жесткостью возразил Стив. — Значит, ты не хочешь со мной жениться?
С этой странной русской он словно забыл настоящий русский язык.
— Ни с кем я не хочу жениться, — вовсе не собираясь его дразнить, на его же неловком русском ответила Лена. — Оказывается, я верю в любовь.
— Потому что ты молодая, — немного подумав, решил Стив. — В твоем возрасте я тоже верил. Это как корь или коклюш: надо переболеть.
Он перестал мотаться по комнате, встал перед Леной — сердитый, даже, можно сказать, суровый.
— Но в Кембридж мы отправимся завтра?
— Если хочешь, — робко согласилась Лена. — Во сколько ты заедешь в гостиницу?
Стив понимающе усмехнулся.
— Оставаться у меня не желаешь? Нелогичная тоже по-русски.
— Так во сколько?
— В шесть. Подожди, я оденусь и тебя отвезу.
В машине устало молчал, а высаживая Лену, вздохнув, сказал:
— У вас, русских, какая-то своя логика. Иногда неразумная, но всегда своя. — Помолчав, добавил: — Наверное, поэтому вы так для нас интересны.
* * *
— У меня остались твои деньги, — сказала Лена. — Ты слишком много передал через Алена.
Она протянула Стиву конверт. Но Стив конверта не принял.
— Почему ты их не истратила? — удивился он. — Ну, потратишь в Москве. — Он отвел Ленину руку. — Баксы везде в ходу: мировая валюта. А может, я в самом деле приеду на Рождество и ты поводишь меня по Москве? — неожиданно спросил он.
— Конечно! — горячо откликнулась Лена.
Стив взял в свои ее руки.
— Ты очень хорошая, — сказал он. — Разрешишь писать тебе? Если я напишу, ответишь?
— Да, обязательно, — благодарно кивнула Лена.
Обидеть такого хорошего человека! «Так хочется Стиву счастья…» У нее сжалось горло от сумятицы чувств: облегчения — через полчаса вся эта история станет прошлым, — благодарности, чувства вины. Неожиданно для себя она обняла и поцеловала Стива.
— Ладно, не извиняйся, — улыбнулся он улыбкой взрослого, мудрого, уже пожившего человека. — До свидания, неразумная Helen. Привет Москве.
* * *
В Москве шел дождь. Лена включила на целую неделю выключенный мобильник, и он сразу запел «Вальс цветов».
— Ленча, привет! — радостно кричал Димка. — Эсэмэски мои получала? Твоя мама сказала, что ты выключила мобильник; когда нужно, включаешь и ей звонишь. И встречать тебя не велела. Почему, случайно, не знаешь? У нас все дожди, дожди… Но уже меньше, чем прежде. К нашему походу как раз прекратятся, честное слово!
Он говорил что-то еще, о чем-то спрашивал, не дожидаясь ответа. Лена расслабленно и устало слушала его голос, отходя от напряжения лондонских десяти дней. Потом позвонила домой.
— Ну как? — спросила мама. — А мы, представь себе, поссорились с Лешей. Так вовремя ты прилетела…
Вечерело, когда Лена добралась наконец домой, в Переделкино. У подъезда, прижавшись к двери, скулил черный, как уголь, щенок. Совсем малыш, взъерошенный, одинокий, он горько плакал и жаловался, подняв переднюю лапу. Никого рядом нет, жестокие мальчишки подбили лапку, идет бесконечный холодный дождь.
— Ну что? — присела перед ним на корточки Лена. — Еще не привык к одиночеству? На-ка вот, поешь.
Она положила перед щенком хлебец с паштетом. Щенок мигом его сжевал и опять заплакал. Ему бы маму — к ней под бочок, к ее теплому брюху, чтобы она его облизала, утешила, примирила с жизненными невзгодами.
— Ах ты, бедняга, — сжалилась над ним Лена.
Она пристроила щенка под мышку. Он сразу перестал скулить, ткнулся носом в куртку, прерывисто вздохнул, как вздыхают обычно после долгого плача, и затих, засыпая.
— Не бойся, мама моя не будет против, — сказала Лена.
Но щенок ее не слышал. Он сладко спал, всем своим тельцем ощущая человеческое тепло, и уже ничего не боялся.
Москва, Лондон
2006 г.
