Кэти входит в кабинет, не отнимая от уха мобильника и одновременно пытаясь что-то записывать на клочке бумаги. С ее нижней губы свисает сигарета. Ванесса идет следом. Девушка изменилась с тех пор, как я видела ее в последний раз, — слегка загорела, волосы чуть отросли. И вообще она выглядит роскошно. Не знаю, в чем тут дело — в коротком строгом платье от Matrin Margiela или в босоножках от Prada, — но Ванесса кажется очень преуспевающей. Дело не просто в дороговизне того, что на тебе надето. Помню, как я сидела в ресторане рядом с Джудом Jloy, вскоре после триумфа «Талантливого мистера Рипли». Он только что вернулся из круиза и казался сделанным из золота — белокурый и загорелый. Просто удивительно, как сладок успех и как легко можно с помощью удачного платья превратить хорошенькую, привлекательную молодую актрису в звезду.
— Счастливого Рождества, — говорит Ванесса, входя. — Хорошо провели праздники?
— Кажется, это я должна у тебя спросить, — отвечаю я, целуя ее в щеку. — Ты бесподобно выглядишь.
— Спасибо. — Ванесса приподнимает плечи, мило улыбается и всячески разыгрывает скромницу.
«Совершенно ясно, что у меня один-единственный шанс», — думаю я. Пройдет два месяца, и она знать меня не захочет. Ей будет звонить Валентино и предлагать для «Оскара» один из своих шедевров. Девочка на верной дороге.
— Приятно видеть, что ты пририсовала своим платьям заднюю часть, — говорит Кэти, закрывая телефон и бросая окурок в мою кружку с недопитым кофе. — А я уже начала беспокоиться, что манекенщицы в твоих шоу ходят по подиуму с голым задом.
— Ничего подобного. — Я смеюсь. — Я успела полностью закончить несколько моделей. Коллекция будет готова через полтора месяца.
— Неплохо смотрится, — констатирует Кэти, прохаживаясь вдоль стены. — Еще более в духе сороковых, чем раньше.
— Да. — Я улыбаюсь. — Нам всем кажется, что это будет актуально.
— Хм. — Кэти подходит к вешалке, на которой собраны мои раритеты. — А что ты думаешь о винтаже? — спрашивает она Ванессу.
— Как? Просто взять и надеть что-нибудь из старого сундука?
Сердце у меня начинает биться быстрее. Чувствую, как мой шанс ускользает из рук. Если Ванесса предпочтет винтажное платье, прощай пресса, прощай слава и Нью-Йорк.
— Почему бы и нет? — настаивает Кэти. — Это бы намного упростило нам жизнь. Мы можем взять что-нибудь из этого?
— Не знаю, — говорит Ванесса и обращается ко мне: — А вы что думаете?
— Ну, я не уверена… — отвечаю я, пытаясь сохранить спокойствие и не выдавать своего отчаяния. Нет ничего хуже направленного на тебя фанатизма. Сразу возникает желание бежать куда глаза глядят.
— Единственная проблема в том… — говорит Александр, внезапно появляясь на пороге и прислушиваясь к нашему разговору. — В том, что…
Мой коллега делает паузу. Мне кажется, сейчас он скажет что-нибудь этакое. Что-нибудь придумает на ходу. На его губах играет улыбка.
— Дело в том, что трудно заставить эти вещи сидеть как следует. Уходят целые часы на примерку и подгонку, и все равно платье выглядит так, как будто ты вытащила его из бабушкиного гардероба. Для того чтобы не получилось провала, это должно быть воистину замечательное платье, скажем, из коллекции Dior. В противном случае ты будешь выглядеть так, как будто съездила на Портобелло-роуд и купила там что-то по дешевке. — Александр с таким презрением выговаривает последнее слово, как будто это что- то особенно гадкое.
— По дешевке, — повторяет Кэти, прокручивая все это в голове. — Да, ты прав. Я согласна. Такое сработало лишь один раз, когда Джулия Роберте появилась на церемонии в том черно-белом платье. От Valentino, кажется.
— Да, — подтверждаю я.
— Вы должны быть осторожны, — говорит Александр. — Надо помнить, что «винтаж» обычно означает «устаревшее» или «подержанное». Если на красную дорожку выйдет кто- то, от кого несет нафталином, — это станет притчей во языцех. Иногда даже платье не сказать чтобы старое. Находишь вещь, которую уже кто-то надевал, скажем, три года тому назад, продвигаешь ее и называешь винтажем, а потом вдруг понимаешь, что это не винтаж, а старье. Просто подержанное тряпье.
— Такое уже бывало? — спрашивает Ванесса.
— Не уверен, — отвечает он. — Но это, разумеется, всего лишь вопрос времени.
— Итак, мы решительно говорим винтажу «нет», — подвожу я итог таким бодрым тоном, словно от их решения не зависит все мое будущее.
— Мне не хочется выходить на красную дорожку в платье, которое кто-то носил, — говорит Ванесса. — Это уж слишком.
— Особенно в том случае, если другая женщина выглядела в этом платье лучше. — Александр, как всегда, выражает то, о чем мы все подумали. Его слова склоняют чашу весов.
— Получится просто ужасно, — говорит Ванесса, подходя к «стене настроения» и рассматривая вырезки из Cosmopolitan 80-х годов. — Давайте посмотрим, что у вас есть.
Следующие две недели, наверное, самые загруженные в моей жизни. Ванесса каждый день приходит в студию — сначала для того чтобы обсудить платье, потом на примерки, и еще на примерки, и снова на примерки… С помощью ненавязчивых убеждений удалось подвести Ванессу к мысли о том, как красиво будет черное платье с блестками (вариант белого в стиле Монро). Ванесса — худенькая, с тонкими руками, хрупкой талией и маленькой грудью — как раз в том возрасте, чтобы носить столь знаковое платье. И при этом она — одна из немногих знакомых мне женщин, которые действительно от этого выиграют. Я делюсь с ней своими соображениями и показываю снимки, сделанные, во время прошлого показа. Ванесса легко со мной соглашается. Мы обсуждаем цвет, снова спорим по поводу красного. Я говорю, что это возможно. Она, с другой стороны, не хочет быть единственной ярко одетой на церемонии. На настоящий момент приемлемыми для подобных мероприятий считаются белый и телесный. Немногие актрисы рискнут появиться в красном, желтом или зеленом. И поскольку, как утверждает Ванесса, она не выиграет конкурс, то незачем ей так сильно выделяться из толпы. Поэтому она, заодно со мной, решает пойти по безопасному пути и отдает предпочтение черному. Я говорю, что пусть даже дизайн не нов и платье уже поступило в продажу, но этот, черный, вариант будет создан исключительно для нее. Такая мысль ей, видимо, нравится.
Днем я занимаюсь осенней коллекцией. Наконец прибыло сто пятьдесят метров шотландки, и Дорота в мастерской ворчит и вздыхает, как рабыня. Эта уникальная женщина умудряется сочетать энергию с меланхолией, заправляет целой артелью портних, которые работают не покладая рук. Португалки, полячки и одна закройщица-японка — все они успешно общаются между собой и сплетничают, используя странную смесь из языка жестов, отдельных звуков и ухмылок. Они поддерживают себя чаем, сигаретами и сладостями, лежащими в огромной миске посреди стола; их рабочий день долог, а терпение воистину безгранично. Хоть я не горю желанием проводить с ними много времени, мне порой интересно послушать их бесконечные дискуссии о всяких суевериях.
