— Как мило, — произносит та, не двигаясь с места.
— Боюсь, он слишком горячий. — Мими ставит чашку на стол.
— Благодарю вас, — отзывается Анна.
Затем пожимает мне руку выше локтя, желает удачи и направляется к выходу. Александр хочет проводить ее, но она улыбается и машет рукой. Не стоит.
Едва за ней успевает закрыться дверь, мой коллега принимается откупоривать бутылку.
— Не думаю, что все прошло удачно, — бормочу я.
— Могло быть хуже, — утешает он.
— Как, например?
— Дай мне минутку, и я придумаю. — Александр делает внушительный глоток.
К половине одиннадцатого вечера мы узнаем, что редакторы из Еllе и W не придут, и я отсылаю швею домой. Все измучены. Более четырнадцати часов мы провели на ногах. Меньше чем через двенадцать часов начнется презентация, а примерку не прошли еще две модели — Лидия и Валентина. С Лидией проблем не будет — платья шились на нее; с Валентиной мы познакомились два дня назад. Сейчас она появляется первой. Это высокая блондинка, немка, одна из немногих манекенщиц, которых я знаю по имени. Она только что отработала в павильоне у Туле и заехала к нам по пути на вечеринку. Валентина уже слегка навеселе и потому, войдя в номер, первым делом устремляется в туалет. Оттуда выходит она крайне оживленной и разговорчивой и быстро натягивает на себя клетчатые брюки с высокой талией. Чуть раньше нам пришлось немного расширить их для нее. Теперь они на ней висят. Блузка тоже не сидит как следует.
— Ч-черт! — Она смотрит себе на ноги и хихикает. — Прошу прощения. Я принимала слабительное, чтобы сбросить пару килограммов, и оно действительно помогло.
— Да уж! — Я чуть не скрежещу зубами. — Поздравляю.
Мими начинает подкалывать блузку и брюки булавками.
Валентина стоит и вытирает нос тыльной стороной ладони.
— А выпить у вас не найдется? — интересуется она.
— Волка тебя устроит? — отзывается Александр. Себе он тоже налил немного.
— Стакан можете не искать. — Валентина берет у него бутылку.
Наблюдая за тем, как она пьет из горлышка, я вспоминаю историю о Наоми Кэмпбелл. Ее мне рассказал один приятель. Наоми заявилась на примерку навеселе и с порога потребовала спиртного. У дизайнера не нашлось ничего, кроме бренди. Так за время примерки Наоми умудрилась высосать чуть ли не всю бутылку. И это чудо, но на следующий день она была трезва как стеклышко.
Валентина уезжает, прихватив с собой водку. Мы садимся вручную ушивать вещи на целый размер — вооружившись иголками, нитками, пачкой сигарет и шампанским. Мими взбешена — еще бы, переделка в последний момент! Она чертыхается и всячески обзывает Валентину. «Заноза» и «эгоистка» не самые сильные из ее ругательств.
— Ты уверена, что ее нельзя послать куда подальше? — спрашивает она, уткнувшись носом в работу. — Эта немка не так уж и хороша.
— Кого вы собираетесь посылать? — беспечно осведомляется Лидия, появляясь на пороге. Она еще не знает, о чем я должна сообщить ей.
— Привет, — говорю я, чувствуя укол совести.
— Привет! — кричат вслед за мной Александр и Мими.
— Что такое? — Лидия делает шаг назад. — Чего это вы все так на меня смотрите?
— Ну… — мямлю я.
— Что?!
— Я должна тебе кое-что сказать.
Новость о своем понижении Лидия воспринимает спокойно. Говорит, что все понимает. Чем достойнее она держится, тем более скверно я себя чувствую. Она примеряет черное платье, в котором ей предстоит завершать презентацию. Выглядит она великолепно. Платье узкое, с низким вырезом и длинными рукавами со множеством пуговиц. Оно ниспадает до полу и сидит на ней идеально. Я начинаю думать, что совершила ошибку, решив начать показ с Юлии, но вносить изменения уже поздно. Потом Лидия объявляет, что намерена вернуться в отель и лечь спать пораньше. В обычной ситуации она сидела бы здесь, болтала и пила вместе с нами шампанское до трех часов утра. Все ясно. Она обижена. Когда она уходит, я начинаю терзаться мыслью, что нашей дружбе пришел конец. Состояние мое донельзя паршивое.
— По-моему, все гладко, — подводит итог Мими, перекусывая нитку.
Мы с Александром молчим.
19
Половина шестого утра. Я спала всего два часа и так нервничаю, что меня дважды вырвало. Наступает самый важный день в моей жизни. Сегодня я или погибну, или выживу. Окажусь на гребне гигантской волны или в полной заднице. Все, что мне остается, — это курить, пить кофе и успокаивать дыхание, иначе я упаду в обморок.
Волнуюсь не только я. У Александра началась диарея, и он уже несколько раз бегал в туалет, причем в течение последующих пятнадцати минут туда невозможно было войти. Кто сказал, что мир высокой моды — это сплошной блеск?
Должна сказать, что в шесть часов утра, из окна такси, покрытые черным ковром ступеньки, ведущие в «Брайант парк», кажутся такими притягательными! Обычно там полно студентов, поклонниц, папарацци, охранников и девушек из пиар-компаний; есть что-то символическое в том, что сегодня нас встречают только одинокий японский журналист, фотографирующий мою отекшую физиономию, и невероятной толщины полицейский, проверяющий мой пропуск, когда мы с Александром выбираемся из машины. Всю неделю из черных такси на эти ступеньки выходили знаменитости. Я чувствую некую высшую справедливость, наблюдая, как в боковую дверь заносят мою коллекцию. На чаше весов лежит моя карьера. Сердце бешено бьется.
Незамедлительно подходит какая-то женщина, одетая в черное, и ведет нас через широкий, разбитый на сектора вестибюль, где полно баров и небольших кафе, в заднюю его часть — тут демонстрационные павильоны. За сценой царит зловещая тишина. Из-за черного пола, белого потолка и черно-белых стен кажется, что в помещении холоднее, чем на самом деле. Настоящий мороз. Хотя я знаю, что это ненадолго. Через час, когда заработают сразу пятнадцать фенов и невозможно будет протолкнуться из-за скопления народа — манекенщиц, стилистов, поклонников и друзей, — здесь будет жарче, чем в стрип-клубе в Сохо (и количество голых тел здесь будет примерно таким же). Но сейчас тут пусто и уныло. Моя коллекция бесприютно висит на вешалках вдоль стены. Стоят ряды стульев, зеркала и лампы. На стене — целое гнездо розеток для подключения приборов. Длинные столы, вешалки, несколько огромных черных ведер. В одно из них позже поставят шампанское, в другое будут бросать бумажные стаканчики. Похоже, на затишье перед бурей.
Через полчаса я слышу, как где-то снаружи начинают шуметь рабочие. Выхожу из-за сцены и поднимаюсь на подиум. Белый помост покрыт пластиком. Вокруг него — три ряда черных стульев и еще сотни мест за ними. Как в римском амфитеатре. Только львов недостает.
Кто-то включает свет. Лампы такие яркие, что я ничего не вижу. Двое здоровенных парней в джинсах и черных футболках тащат большой кусок белого картона, на котором огромными буквами написано мое имя.
