Сержант Синичкин продолжал преследование, одновременно по рации запрашивая подкрепление.
Леня Маркиз, не уверенный в благоприятном исходе этого преследования, кратчайшим путем устремился на вокзальную площадь.
Хозяин овчарки, услышав доносящийся с улицы грохот, выбежал из бистро, дожевывая на ходу гамбургер, и бросился к своей собаке.
Овчарка смотрела на него большими выразительными глазами, всем своим видом показывая, что она не виновата в происходящем вокруг беспорядке. А куда девался ее поводок – этот вопрос тоже не к ней. Сосиски в тесте, которые могли бы послужить косвенной уликой ее причастности к происшествию, уже давно были съедены.
Тем временем на привокзальной площади разворачивались другие, но не менее драматические события.
По площади, неуклюже переваливаясь и громко всхлипывая, брела крестьянка неопределенного возраста, облаченная в короткий тулуп с торчащими из него клочьями овчины, перепоясанный потертым кожаным ремешком. Голова ее была обвязана клетчатым шерстяным платком, закрывающим почти все лицо, из-за чего и было трудно определить возраст приезжей. Довершали ее облик стоптанные валенки и зажатый в руке узелок.
Поравнявшись с здоровенным небритым мужиком, который настороженно осматривал припаркованные на площади машины, крестьянка осторожно подергала его за рукав и, еще раз для верности всхлипнув, проговорила:
– Дядечка, а дядечка?!
– Чего тебе? – недовольно отозвался детина, пытаясь выдернуть рукав и неприязненно покосившись на дочь российских полей. – Иди, куда шла! Я не подаю! Сама на жизнь зарабатывай!
– Дядечка же! – повторила крестьянка, кулаком размазывая по лицу грязные слезы и не выпуская рукав громилы. – Ну дядечка же!
– Тоже мне, племянница нашлась! У меня такие племянницы на цепи сидят, в будке спят и на луну воют!
– Ой, дядечка, да ты меня послушай! У вас тут все городские такие вредные? Обидеть темного человека ничего не стоит! Я вот корову продала и морковь продала, приехала к вам в город, мне тетку повидать надо, тетка у меня тут, в городе вашем живет…
– Да отстань ты от меня со своими коровами и тетками! – огрызнулся мужик, пытаясь вырваться. – Только мне и дела тебя слушать!
– Хотела я до тетки на машине доехать, а то я дороги-то не знаю, а на машине-то оно сподручнее, и как раз мужчина ко мне подошел, приличный такой, вроде как вы, сразу видно, что городской…
– Ну? – небритый мужик неожиданно заинтересовался.
– Да только я хотела к нему в таратайку сесть, он мне тут и говорит, что возьмет с меня сто этих… как их… баксов, а я энтих ваших баксов и в глаза-то никогда не видала! Темного человека, конечно, всякий обидеть может… – крестьянка снова начала всхлипывать.
– А ну, погоди! – остановил ее мужик. – Какая его машина?
– А вон та, дядечка! – крестьянка с готовностью указала на стоящую неподалеку темно-зеленую иномарку.
– А сам-то он где?
– А он, дядечка, как я сказала, что баксов-то никаких не знаю и что отродясь их не видала, очень на меня наругался и обратно на вокзал пошел. Пойду, говорит, других пассажиров искать, которые нормальные, у которых капуста имеется… а то, говорит, я с тобой, дура деревенская, только время зря потерял. А при чем тут капуста, я и вовсе не понимаю, – она снова принялась размазывать слезы по щекам.
Небритый мужик скрипнул зубами, сбросил со своего рукава руку крестьянки и негромко проворчал, как ворчат крупные злобные собаки перед тем, как броситься в драку:
– Значит, бомбит на моей территории? Умнее всех себя считает? Ну, я ему устрою, мало не покажется! – мужик зашагал в сторону вокзала.
– Ты уж ему скажи, дяденька, что нехорошо темного человека обижать! – крикнула вслед ему крестьянка.
На площадь, сильно хромая и пряча что-то громоздкое под темной курткой, вышел мужчина. Видно было, что он от кого-то убегает и при этом старается не привлекать к своей особе внимания. Оглядевшись по сторонам, он перебежал открытое пространство и юркнул в салон темно-зеленой «Хонды». Переведя дыхание, он бросил на пол странное устройство, напоминающее то ли складной телескоп, то ли мясорубку, накрыл этот предмет ковриком и включил первую передачу.
Но как только он собрался отъехать от тротуара, прямо перед ним остановился видавший виды «уазик» с заляпанными грязью номерами. Вездеход встал так, что выехать со стоянки было решительно невозможно. Мужчина в темно-зеленой машине попытался сдать назад, но там невесть откуда взялась старенькая «копейка».
Мужчина приоткрыл дверь и окликнул водителя «уазика»:
– Эй, мужик, что за дела? Ты че так встал-то не по делу! Дай выехать по-хорошему!
– Это я встал не по делу? – угрожающе проговорил здоровенный небритый детина, вылезая из «уазика» и небрежно помахивая монтировкой. – Нет, это ты, козел, встал здесь не по делу и сейчас конкретно за это ответишь!
Сзади тоже хлопнула дверь, и, скосив глаза, водитель «Хонды» увидел выбирающегося из «копейки» бритоголового парня, наматывающего на руку велосипедную цепь.
– Эй, мужики, – попытался водитель спустить конфликт на тормозах. – Я чего-то не понял. Вы мне что предъявляете? Я ведь вам вроде ничего не сделал! Вам что, больше делать нечего?
– Ага, – процедил небритый мужик. – Нечего! – и с явным удовольствием опустил монтировку на лобовое стекло иномарки.
Сзади тоже раздался грохот и хруст – второй громила орудовал велосипедной цепью.
Водитель иномарки растерянно огляделся. Сегодня все у него шло наперекосяк. Сначала рухнули леса, на которых он так удобно устроил огневую позицию, и тут же невесть откуда появился полицейский, так что пришлось уносить ноги, отказавшись от выполнения операции. К тому же еще и левая нога подвернулась при падении и здорово болела. Теперь еще откуда-то свалилась на его голову эта шпана… конечно, серьезной опасности она не представляет, но машина теперь выведена из строя, придется ее бросить, и винтовку тоже, и нога, опять же, болит…
Все мысли пробежали в его голове в считаные секунды, и он хотел уже броситься прочь от ставшей бесполезной машины, как вдруг совсем рядом прогремел решительный голос:
– Всем оставаться на местах! Руки за голову! При попытке сопротивления стреляю на поражение!
Водитель «Хонды» обернулся на этот голос, причем сделал это нарочито медленно, чтобы выиграть время и оценить обстановку. Он увидел в нескольких шагах от себя того самого полицейского, который преследовал его на перроне. Тогда этот сержант не произвел на него серьезного впечатления – молодой веснушчатый парень с оттопыренными розовыми ушами, явно неопытный, необстрелянный… но теперь он показался куда опаснее: стоял по всем правилам, на полусогнутых ногах, и оружие свое, тяжеленный пистолет Макарова, держал правильно, как настоящий профессионал, с упором на левую руку, и ствол пистолета нисколько не дрожал. И целился этот сержант не в громил с цепями и монтировками, а в него, водителя «Хонды», поскольку с самого начала определил его как самого опасного преступника и выбрал своей целью.
