Даже Олины девочки, которым пришлось провести это время в детской комнате, имевшейся при отделении полиции, вели себя куда скромнее, чем обычно. Несмотря на то, что они находились относительно недалеко от своих родителей, и сотрудница детской комнаты была с девочками по-своему приветлива, не ругала и уж, конечно, не наказывала их, девочки сумели прочувствовать, каково это быть беспризорницами.
И теперь с двух сторон обняли и крепко прижались к своей маме. Кажется, только сейчас они стали понимать, как много значит для них двоих именно эта женщина.
Потапкин же начал свою речь со слов:
– Прошу не винить меня за чрезвычайную грубость по отношению к вам, но я хочу, чтобы до вас наконец дошел один очень простой, но неприятный факт. В доме, где вы все проживали, произошло убийство. Труп жертвы нами найден, и с этого момента вы все находитесь под подозрением.
– Да, мы это уже поняли.
– Очень хорошо. Вы успокоились?
– Да.
– Недавнего безобразия не повторится?
– Ни за что!
– Тогда начнем допрос.
Друзей стали вызывать одного за другим в кабинеты. Впрочем, вопросы были все теми же. Полицейских интересовало, не слышал ли кто-либо и чего-либо подозрительного в ночь убийства предыдущим вечером.
– Поскольку на ночь комната покойной превращалась в своего рода неприступный бункер, значит, будем исходить из предположения, что убийца проник в ее комнату заранее и притаился там, поджидая свою жертву.
Тетя Галя, верная своим привычкам, собиралась отойти ко сну не позднее одиннадцати часов вечера. И следователя особенно интересовало алиби всех присутствующих на это время. Он внимательно выслушал рассказ подруг о том, как они вместе с тетей Валей и Наташей чистили рыбу, и переспросил:
– Значит, никого из мужчин в кухне при этом не было?
Подруги понимали, чем это может грозить мужчинам, включая Эдика и Лисицу, но лгать не осмелились и сказали правду:
– Нет. Все мужчины к этому времени уже спали.
– Или делали вид, что спят! Входные двери в дом были уже заперты?
– Да. Правда, когда мы шли к себе в спальню, то услышали во дворе какой-то шум. Открыли входную дверь, вышли, но ничего подозрительного не обнаружили и вернулись обратно в дом.
– А дверь?
– Дверь мы за собой заперли.
– А до того, как вы ее открыли, она была заперта?
– Конечно.
– Ммм… А окна?
– Окна первого этажа тоже были закрыты. Вряд ли кто-то мог проникнуть в дом в это время.
– Зато когда мы проходили мимо комнаты тети Гали, то услышали там шум.
– Снова шум?
– Да, но если во дворе нам шум мог и показаться, то на этот раз он был совершенно отчетливый. И шел он из комнаты тети Гали.
– Отлично. И что вы предприняли?
– Постучались и спросили, все ли у нее в порядке.
– И она вам ответила?
– Нет.
– А шум продолжался?
– Затих.
– И когда это было?
– Примерно минут через тридцать после ухода тети Гали и двадцать – после возвращения Наташи.
– Значит, Наташа на какое-то время оставалась наедине с покойной?
– Да.
– Надолго?
– Говорим же: минут десять… от силы пятнадцать.
– А ее муж? Кстати, как его зовут?
– Дима. Он тоже спал.
– Точно?
– Точнее не придумаешь.
– В доме?
– Нет, ему постелили во дворе в пристройке.
Разумеется, Потапкин поинтересовался о причине «выселения» Димы. И подругам пришлось рассказать о том, как Дима здорово напился со своими новообретенными дружками-приятелями, за что и подвергся изгнанию из дома.
Потапкин выглядел удовлетворенным. Ему явно понравилось, как подействовали на подозреваемых его воспитательные меры.
Часам к одиннадцати, закончив допрос всех подозреваемых, он велел собрать их всех у себя в кабинете, где тут же стало очень тесно и душно. Не спасал даже работающий на всю мощь кондиционер. Но Потапкина это ничуть не смутило, он с явным удовольствием поставил всех в известность о том, что подозревает в совершении преступления одного из наследников покойной, поскольку тетя Галя была весьма богата и такой мотив является наиболее вероятным.
Все молчали, так как и сами додумались до такого же вывода, причем гораздо раньше, чем о нем сообщил Потапкин. Но все уже поняли, что с Потапкиным лучше поменьше говорить и побольше помалкивать, этак целее окажешься. И все молчали, твердо уверенные, что ведут себя совершенно правильно и скоро их всех отпустят восвояси. Ну, не может же Потапкин держать всю компанию в камере только потому, что они очутились на месте преступления!
Но тут подал голос дядя Сережа и все испортил.
– Только одного не пойму, – произнес Олин отец, – если Сашка и мог грохнуть старушенцию, потому что рассчитывал стать ее единственным наследником, то остальных-то вы за что арестовали?
Потапкин мигом встал на дыбы:
– Я не обязан отчитываться перед вами за свои действия!
– Да что вы такое говорите! – поддержала мужа и тетя Валя. – Заперли невиновных, да еще вместе с детьми!
– Ах, невиновных? Значит, вы считаете, что вас совершенно не в чем обвинить?
И Потапкин уставился на тетю Валю своим особенным взглядом. Тетя Валя поежилась, но не сдалась:
– Я никого не убивала!
– Только по счастливой случайности и потому что вас опередили.
– Что вы такое говорите?
– А чай в термосе?
– Что такое с термосом… – пробормотала тетя Валя, но уже совсем не так уверенно, как вначале.
– Я говорю про чай в термосе, который мы изъяли из комнаты покойницы.
Термос с чаем и впрямь подруги при уборке комнаты оставили на том же месте, где он и стоял. Они ведь ожидали, что тетя Галя появится с минуты на минуту. Кто знает, вдруг ей захочется отхлебнуть глоточек? И потом, убрать ведь всегда можно. Куда сложнее будет заново приготовить вылитое.
– Это ведь вы ей приготовили напиток?
И так как тетя Валя молчала, то Потапкин произнес:
– Не вздумайте отказываться. Термос был буквально покрыт вашими отпечатками пальцев.
– Да, я приготовила ей чай.
– И приправили его лошадиной дозой снотворного.
– Ну, положила пару таблеточек, – неохотно призналась тетя Валя после минутного колебания.
– А зачем?
