В июньское жаркое утро на снимаемой нами квартире зазвонил телефон.
— Борис Николаевич? Говорит дежурный по управлению. Вам надо срочно явиться на работу.
— А что-нибудь случилось?
На другом конце провода возникла пауза, потом дежурный сказал:
— Вы приезжайте и обо всём узнаете на месте.
Я сразу подумал о предательстве. Последнее время месяца не проходило без известий о том, что тот или иной сотрудник разведки ушёл на Запад. Коллектив разведчиков был взбудоражен этим бедственным явлением чрезвычайно. Удары сыпались на Службу один за другим, и она, не успев оправиться от одного, принимала на себя уже другой. ПГУ гудело от всех разговоров и пересудов на эти темы, как улей. Время было тревожное, как при затишье накануне большой грозы.
Человек ко всему привыкает, в том числе, вероятно, и к предательству.
Со временем оперсостав ПГУ, отупев от всех передряг, перестал так остро реагировать на уходы своих бывших коллег к противнику и воспринимал их как неизбежное зло. Да и руководство, кажется, считало их необходимым атрибутом, сопровождающим опасную работу по выполнению почётных заданий партии и правительства в новых социально-исторических условиях. Правда, когда снаряд ложился рядом или прямо попадал в тебя, было уже далеко не до философии.
...Дежурный попросил меня зайти в кабинет номер такой-то. Мой старый товарищ и наставник Геннадий Степанович Сниги-рёв, теперь уже тоже ушедший безвременно в мир иной, сидел за столом, заваленным горой оперативных досье и файлов.
— Степаныч, что случилось?
— Что случилось, тра-та-та-та? Сбежал твой лучший друг Гордиевский!
— Гордиевский?! Не может быть.
— Может, тра-та-та-та!
— Когда?
— Сегодня ночью?
— Как?
— Из санатория в Кратове. Обманул «наружку» и сбежал.
— «Наружку»? Он что, был в разработке?
— Судя по всему. Командировка в Москву была легендой.
— Англичане?
— Похоже, да.
— И что же теперь?
— Сейчас надо срочно определить, к каким делам он у нас имел доступ.
— Проще сказать, к каким он не имел доступа.
— Вот именно, тра-та-та-та!
Всё воскресенье мы со Снигирёвым занимались «локализацией провала», но работу до конца завершить не успели, охватив только основные и самые важные дела. В таком же режиме провели выходные сотрудники других подразделений, с которыми в той или иной степени «сотрудничал» предатель с двадцатитрёхлетним стажем работы в разведке. Последствия предательства даже на первый взгляд были весьма разрушительными, а последующие обобщения и анализ только усугубляли предварительную картину нанесенного Службе ущерба. Из рассказов «посвящённых» товарищей стало постепенно известно, какие события предшествовали побегу Гордиевского.
Во-первых, вызов предателя в Москву для утверждения его в правах резидента лондонской резидентуры был только предлогом. Вообще-то Центр действительно планировал сделать его резидентом, но затем в его распоряжение, очевидно, попала информация о предательстве кандидата, и он был взят в оперативную разработку
[56]
.
Разработка шпионов — прерогатива контрразведывательных органов, поэтому Гордиевским занялись второе и седьмое управления КГБ. Не скажу, что на их плечи свалилась лёгкая задача, но тем не менее справились они с ней не самым лучшим образом. Вероятно, добыча уликовых данных на предателя затянулась по времени и не укладывалась в сроки, ограниченные легендой оформления его на пост резидента. Опытный оперработник, Гордиевский, возможно, стал подозревать вокруг себя что-то неладное.
Посудите сами. На первой же беседе с ним руководство разведки потребовало от него положить на стол загранпаспорт.
— Он тебе теперь не понадобится: как резиденту тебе будет выдан паспорт советника посольства, — заявил ему заместитель начальника Первого Главного управления.
Было бы более-менее естественно, если бы эту чисто техническую операцию осуществил обычный кадровик, но когда за неё взялся генерал, то это могло навести предателя на некоторые размышления. Оформление на должность резидента было отложено под предлогом поправления здоровья кандидата. Гордлевскому предложили отдохнуть пока в санатории КГБ в Кратове.
На одной из «посиделок» по случаю прибытия загранработника из командировки с участием некоторых непосредственных начальников предателю были заданы вопросы, по характеру которых опять-таки можно было сделать вывод о том, что его в чём-то подозревают. Не исключено, что пущенная за ним «наруж-ка» в чём-то проявила неосторожность и была им расшифрована. Проанализировав эти и, возможно, другие отмеченные факты,
Гордиевский принял решение бежать. На случай опасности СИ С снабдила его специальным планом, согласно которому он должен был связаться с её резидентурой в Москве и нелегально переправлен через советскую границу.
В субботнюю ночь предатель, усыпив бдительность бригады наружного наблюдения в Кратове, сумел незаметно исчезнуть из санатория, сесть на поезд и незамеченным выехать в район Выборга, где у него якобы была намечена явка с сотрудником СИС. Далее, как рассказывает сам Гордиевский, его посадили в багажник автомобиля с дипломатическим номером и бесконтрольно вывезли на территорию Финляндии. Уже в среду британские власти объявили, что Гордиевский находится в Лондоне и попросил у них политическое убежище.
Возможно, так оно и было, хотя у меня есть серьёзные основания сомневаться в том, что напуганный предатель рискнул пуститься в такой длинный путь из Москвы на поезде, понимая, что его, возможно, уже давно хватились и объявили в розыск. Скорее всего, он встретился с представителем резидентуры СИС ещё в Москве и проделал весь путь до Финляндии, лёжа в душном багажнике автомобиля с дипломатическими номерами. Этот вариант побега предоставлял ему минимум комфорта и максимум унижений, а потому был вреден и неудобен для его будущего имиджа политического борца с тоталитарным режимом. Вот он и придумал для себя более «достойный» путь перехода на Запад.
Последствия предательства «коллеги» Гордиевского были десятки, если не сотни расшифрованных сотрудников разведки, несколько важных агентов из числа иностранцев, попавшая в руки противника ценная информация о структуре и методах работы подразделений разведки, КГБ, ЦК КПСС, МИДа и других ведомств. Морально-психологический эффект предательства был весьма и весьма ощутим. Из всех перебежчиков 1970-х.и 1980-х годов он всё-таки выделялся и своим достаточно высоким служебным положением, и степенью информированности, и, надо признаться, интеллектом.
