– Ну, – сказала она, – надеюсь, он придет на свадьбу.
– Уверен, он не пропустит свадьбу ни за что на свете. – Он накрыл ее руку своей, и она чуть не выронила ложку с гуляшом. – Чем занимаешься после обеда?
– Да ничем особенно. В офисе жизнь практически замерла. Надо бы сделать пару звонков для сбора средств, но это может подождать. Но если. Гм. Ты, или как. А что?
– Сегодня такой прекрасный день. Не хочешь прогуляться?
– Это, – сказала Рози, – было бы просто чудесно.
Они спустились к набережной Виктории, и пошли вдоль северного берега Темзы, медленно, рука в руке, ни о чем особенно не говоря.
– А как же твоя работа? – спросила Рози, когда они остановились купить мороженое.
– А, – сказал он, – да им все равно. Они, небось, и не заметят, что меня нет.
* * *
Толстяк Чарли взбежал по ступенькам в агентство Грэма Коутса. Он всегда поднимался по лестнице. Начать с того, что это полезно для здоровья. И потом, не нужно беспокоиться о том, что в лифт втиснется кто-то еще и станет невозможно притворяться, будто они друг друга не замечают.
Он прошел в приемную, немного запыхавшись.
– Рози заходила, Энни?
– Ты что, ее потерял? – спросила секретарша.
Он прошел в кабинет. Стол был странно чист. От кипы неразобранной входящей корреспонденции не осталось и следа. Только желтый стикер на мониторе: «Зайди. ГК».
Он постучал в дверь кабинета Грэма Коутса. На этот раз ему ответили.
– Да! – произнес знакомый голос.
– Это я, – сказал он.
– Да, – сказал Грэм Коутс. – Входи же, мастер Нанси. Тащи кресло. Я крепко поразмыслил над нашей утренней беседой. И кажется мне, я тебя недооценил. Ведь ты работаешь здесь… Как долго?
– Почти два года.
– Работаешь давно и упорно. И теперь, после печальной кончины твоего отца…
– По-настоящему-то я его не знал.
– А. Дружище Нанси. Учитывая, что сейчас у нас мертвый сезон, как ты посмотришь на предложение о двухнедельном отпуске? Оплачиваемом, разумеется.
– Оплачиваемом?
– Ну конечно, хотя я понимаю, что ты имеешь в виду. Деньги на расходы. Уверен, немного денег на расходы не помешает, не так ли?
Толстяку Чарли показалось, что это недоразумение.
– Меня увольняют?
Грэм Коутс рассмеялся, как ласка, у которой в горле застряла острая кость.
– Безуславно нет. Совсем наоборот. На самом деле, я полагаю, – сказал он, – что отныне мы достигли полного взаимопонимания. Твоя должность цела и невредима. Все надежно, как в банке. До тех самых пор, пока ты остаешься образцом осмотрительности и благоразумия.
– А в банке надежно? – переспросил Толстяк Чарли.
– Чрезвычайно надежно.
– Я просто, знаете ли, где-то читал, что большинство мошенничеств совершается в банках.
– Следовательно, – сказал Грэм Коутс, – я думаю, для тебя жизненно важно как можно скорее проверить состояние твоего банковского счета. – Он протянул Толстяку Чарли прямоугольный листок. – Вот, небольшая благодарность за преданную службу в агентстве Грэма Коутса. – И добавил то, что всегда говорил, передавая сотрудникам деньги: – Не трать все сразу.
Толстяк Чарли посмотрел на листок. Это был чек.
– Две тысячи фунтов. Господи. В смысле, хорошо.
Грэм Коутс улыбнулся Толстяку Чарли. Если улыбка и была победной, Толстяк Чарли был слишком озадачен, слишком потрясен, слишком ошеломлен, чтобы это заметить.
– Добрый путь, – сказал Грэм Коутс.
Толстяк Чарли направился в свой кабинет.
Грэм Коутс небрежно выглянул за дверь, как паук, лениво висящий на паутине.
– Просто ради интереса. Если вдруг, пока ты отдыхаешь и расслабляешься – на чем я положительно настаиваю, – так вот, если вдруг в это время мне понадобится доступ к твоим файлам, не мог бы ты сообщить мне на этот случай свой пароль?
– Я думал, с вашим паролем можно попасть куда угодно, – сказал Толстяк Чарли.
– Вне всяких сомнений, – жизнерадостно согласился Грэм Коутс. – Это просто на всякий случай. Это же компьютеры, знаешь, как бывает.
– Русалка, – сказал Толстяк Чарли. – РУ-САЛ-КА.
– Отлично, – сказал Грэм Коутс. – Отлично.
Рук он не потирал, но вполне мог бы это сделать.
Толстяк Чарли спустился по лестнице с чеком на две тысячи фунтов в кармане, гадая, почему он так недооценивал Грэма Коутса все эти два года.
За углом он повернул к своему банку и депонировал чек на свой счет.
Потом спустился к набережной Виктории, подышать и подумать.
Теперь он был на две тысячи фунтов богаче. Головная боль совершенно отпустила. Он чувствовал себя солидным и преуспевающим человеком. И думал, удастся ли уговорить Рози вместе уехать куда-нибудь. Мысль была короткой, но…
И тут он увидел, как по другой стороне улицы идут, держась за руки, Паук и Рози. Рози доела мороженое, остановилась и выбросила обертку в урну, а потом притянула к себе Паука и стала жадно целовать его липким от мороженого ртом.
У Толстяка Чарли снова заболела голова. И он не мог пошевельнуться.
Он смотрел, как они целуются. Он придерживался мнения, что рано или поздно им все же потребуется глотнуть воздуха, но они обошлись, и, чувствуя себя ничтожеством, он побрел в другую сторону, пока не вышел к метро.
И поехал домой.
Добравшись до дома, Толстяк Чарли, совершенно несчастный, упал на кровать, где еще сохранялся легкий запах Дейзи, и закрыл глаза.
Прошло время, и вот Толстяк Чарли гуляет с отцом по песчаному пляжу. Оба босиком. Он снова ребенок, а возраст отца неопределим.
– Ну и как вы ладите с Пауком? – спрашивает отец.
– Это сон, – отмечает Толстяк Чарли, – и я не хочу это обсуждать.
– Мальчишки, – говорит отец, качая головой. – Послушай. Я хочу рассказать кое-что важное.
– Что?
Но отец не отвечает. Что-то в морской пене задержало его взгляд, он наклонился и подобрал. Пять остроконечных лучей безжизненно повисли.
– Морская звезда, – задумчиво сказал отец. – Если ее разрезать надвое, из каждой половинки вырастает новая звезда.
– Ты вроде собирался сказать что-то важное.
Отец схватился за грудь, осел на песок и застыл. Из песка выбрались черви и мгновенно обглодали его, оставив лишь кости.
– Пап!
Толстяк Чарли проснулся с мокрыми от слез щеками. Перестал плакать. Ему не о чем горевать. Его отец не умер, это просто плохой сон.
