Он спал, пока они по нем горевали.
Каждую ночь выходил Ананси из могилы, танцуя и радуясь своей хитрости, каждую ночь наполнял горшочек горошинами и набивал свое брюхо, и ел до тех пор, пока не опротивеет.
Шли дни, семейство Ананси все худело и худело, ведь все, что созревало, собирал по ночам Ананси, а есть им было больше нечего.
И вот жена Ананси, посмотрела она на пустые тарелки и спрашивает сыновей:
– Как бы поступил ваш отец?
Сыновья думали-думали и вспомнили все сказки, что рассказывал им Ананси. И спустились они к смоляным ямам, и купили на шесть пенсов смолы, чтобы хватило на четыре больших бадьи, и отнесли эту смолу на гороховое поле. И в центре горохового поля поставили они смоляного человека: со смоляным лицом, смоляными глазами, смоляными руками, смоляными пальцами и смоляной грудью. Хороший получился человек. Такой же черный и гордый, как сам Ананси.
Той же ночью старик Ананси – такой толстый, каким он еще в жизни не был – вылез из земли и, пухлый и счастливый, с животом раздутым как барабан, побрел к гороховому полю.
– Ты кто? – спросил он смоляного человека.
А смоляной человек, он ни слова не отвечает.
– Это мое место, – говорит Ананси смоляному человеку. – Мое поле с горохом. Убирайся-ка по добру по здорову.
А смоляной человек он ни слова не отвечает, и ни один мускул у него не дрогнет.
– Нет, не было и не будет никого крепче, мощнее и сильнее меня, – говорит Ананси смоляному человеку. – Я свирепей Льва, быстрее Гепарда, сильнее Слона, ужаснее Тигра.
Он так раздулся от гордости за свою мощь и силу, и свирепость, что забыл, что он всего лишь маленький паучок.
– Трепещи, – сказал Ананси. – Трепещи и беги!
А смоляной человек, он не затрепетал и не убежал. Сказать по правде, он просто стоял и все.
И Ананси его ударил.
Кулак Ананси накрепко приклеился.
– Руку мою отпусти, – говорит он смоляному человеку. – Руку отпусти, а не то я тебя в лицо ударю!
А смоляной человек, он не говорит ни слова, не шевельнет ничем, так что Ананси бьет его, бах, прямо в лицо.
– Ну ладно, – говорит Ананси. – Пошутили и хватит. Хочешь держать меня за руки – держи. Но у меня еще четыре руки и пара добрых ног, и все ты не удержишь, так что давай, отпусти меня, и я тебя пощажу.
А смоляной человек, он не отпускает руки Ананси, и ни слова не говорит, так что Ананси сначала бьет его всеми руками, а потом пинает ногами, всеми по очереди.
– Ну ладно, – говорит Ананси. – Отпусти меня, а не то я тебя укушу.
Смола заполняет ему рот, покрывает нос и лицо.
Вот так они и нашли Ананси на следующее утро, когда жена и сыновья пришли на гороховое поле к старому хлебному дереву: намертво приклеен к смоляному человеку, да и сам – мертвее не бывает.
Они не удивились, увидев его таким.
В те времена Ананси именно в таком виде обычно и находили.
Глава 6
в которой Толстяк Чарли не может попасть домой даже на такси
У Дейзи прозвонил будильник. Она потянулась в постели, как кошечка. В ванной шумела вода, значит, соседка уже встала. Дейзи надела розовый махровый халат и вышла в столовую.
– Хочешь овсянки? – крикнула она через дверь.
– Не особенно. Но если сделаешь, я съем.
– Ты знаешь, как заставить девушку почувствовать себя желанной, – сказала Дейзи и отправилась в кухоньку, чтобы поставить вариться овсянку.
Потом она вернулась в спальню, переоделась и оглядела себя в зеркале. Скорчила рожицу. Убрала волосы наверх и затянула в тугой пучок на затылке.
Ее соседка Кэрол – узколицая белая девушка из Престона – заглянула в спальню. Она энергично вытирала волосы.
– Ванная в твоем распоряжении. Что там с овсянкой?
– Надо бы помешать.
– Так где же ты провела ту ночь? Говорила, что собираешься к Сивилле на день рождения, но домой не вернулась.
– Не твое дело, а? – Дейзи зашла на кухню и помешала овсянку. Добавила щепотку соли и помешала еще. Затем разлила овсянку по тарелкам и выставила их на стойку.
– Кэрол! Овсянка стынет.
Вошла Кэрол, села, уставилась на овсянку. Кэрол была полуодета.
– Разве это настоящий завтрак! По мне, настоящий завтрак – это глазунья, сосиски, кровяная колбаса и жареные помидоры.
– Вот и приготовь, – сказала Дейзи, – а я съем.
Кэрол высыпала в овсянку десертную ложечку сахара. Посмотрела. Посыпала еще немного.
– Черта с два. Ты только так говоришь. А потом начнешь свои песни про холестерин или про то, что от жареного с почками случается.
Она ела овсянку так, словно та могла в ответ укусить. Дейзи передала ей чашку чая.
– Ты и твои почки. В самом деле, было бы даже мило. Для разнообразия. Ты когда-нибудь пробовала почки, Дейзи?
– Однажды, – сказала Дейзи. – По мне, это то же самое, как если поджарить полфунта печенки и обоссать.
Кэрол фыркнула:
– Скажешь тоже!
– Ешь свою овсянку.
Они доели овсянку и выпили чай, поставили тарелки в посудомоечную машину и, поскольку та еще была не заполнена, не стали ее включать. И поехали на работу. За рулем была Кэрол, уже в форме.
В комнате, уставленной пустыми столами, Дейзи прошла к своему рабочему месту, но не успела она сесть, как раздался телефонный звонок.
– Дейзи! Ты опоздала.
Она посмотрела на часы.
– Нет, – сказала она. – Не опоздала. Сэр. А теперь могу ли я еще чем-нибудь вам помочь?
– Прямо в точку. Ты можешь позвонить человеку по фамилии Коутс. Дружок старшего инспектора. Они вместе болеют за «Кристал Пэлас». Он мне уже два эсэмэс с утра прислал. Кто, хотел бы я знать, научил старшего инспектора отправлять эсэмэс?
Дейзи все записала и набрала нужный номер. Самым деловым и разумным голосом она произнесла:
– Детектив-констебль Дей. Чем могу быть полезна?
– А, – сказал мужской голос. – Ну, я рассказал все старшему инспектору вчера вечером, чудесный человек и старый друг. Хороший человек. Он посоветовал поговорить с кем-нибудь из вашего офиса. Я хотел бы донести. Я, правда, не уверен, что речь идет о преступлении. Возможно, есть абсолютно здравое объяснение. Но были определенные нарушения и, если быть совершенно откровенным, я отправил моего бухгалтера на пару недель в отпуск, а сам пытаюсь проверить, может ли он быть причастен к определенным, мм, финансовым нарушениям.
– Давайте перейдем к деталям, – сказала Дейзи. – Как ваше полное имя, сэр? И как зовут вашего бухгалтера?
