Книга Сыновья Ананси, страница 40. Автор книги Нил Гейман

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Сыновья Ананси»

Cтраница 40

Он двинулся дальше. Перед ним, словно груда старых костей, поднималось из земли мертвое дерево. Тени становились длиннее по мере того как солнце медленно опускалось по бесконечному небу к скалам, накренившимся в сторону конца мира; глаз солнца превратился в исполинский золотисто-оранжевый шар, и все маленькие белые облачка под ним отливали золотом и багрянцем.

Ассирияне шли, как на стадо волки, всплыла в голове Толстяка Чарли строчка из стихотворения с давно забытых уроков английского. В багреце их и в злате сияли когорты [43] … Он пытался вспомнить, что же такое «когорта», но не смог. Возможно, решил он, это какая-то повозка.

Где-то у локтя он заметил движение, и тут Толстяк Чарли понял, что коричневый камень у мертвого дерева – вовсе не камень, а песочного цвета человек, с пятнистой, как у леопарда, спиной. Волосы у человека были очень длинные и очень черные, а когда он улыбался, было видно, что зубы у него, как у большой кошки. Улыбался он быстро, и не было в этой улыбке ни тепла, ни юмора, ни дружелюбия.

Он сказал:

– Я Тигр. Твой отец, он ранил меня сотней способов и оскорбил тысячей способов. Тигры не забывают.

– Мне жаль, – ответил Толстяк Чарли.

– Я пройдусь с тобой, – продолжил Тигр. – Немного. Ты говоришь, Ананси умер?

– Да.

– Хорошо. Хорошо. Он слишком часто меня дурачил. Когда-то все было моим – истории, звезды, все. А он украл это у меня. Может, теперь, когда он мертв, люди перестанут рассказывать эти его чертовы истории. Перестанут смеяться надо мной.

– Уверен, перестанут, – сказал Толстяк Чарли. – Я никогда над тобой не смеялся.

Глаза, блестящие изумруды, сверкнули на лице человека.

– Кровь есть кровь. – Вот и все, что он сказал. – Потомки Ананси – это Ананси.

– Я – не мой отец, – сказал Толстяк Чарли.

Тигр обнажил клыки. Очень острые.

– Нечего тут всех смешить, – объяснил Тигр. – Мир велик и серьезен, ничего смешного в нем нет. И не было. Ты должен учить детей бояться, учить их страшиться. Учить их быть жестокими. Учить их быть опасными в темноте. Прятаться в тени, затем наскочить, или броситься, или прыгнуть, или свалить, и всегда насмерть. Знаешь, в чем настоящий смысл жизни?

– Хм, – сказал Толстяк Чарли. – Любить друг друга?

– Смысл жизни – это горячая кровь твоей добычи на языке, мясо, раздираемое зубами, труп врага, оставленный под солнцем падальщикам. Вот что такое жизнь. Я Тигр, и я сильнее, чем когда-нибудь был Ананси, я больше, опаснее, крепче, безжалостнее, мудрее…

Толстяк Чарли не хотел быть здесь и разговаривать с Тигром. Не то чтобы Тигр был безумен; но он был слишком откровенен в своих убеждениях, а все его убеждения были одинаково неприятны. Кроме того, он кого-то напомнил Толстяку Чарли, и хотя Толстяк Чарли не мог сказать кого, он знал, что этот кто-то ему не нравился.

– Ты поможешь мне избавиться от брата?

Тигр кашлянул так, словно у него в горле застряло перо, а может, не перо, а целый дрозд.

– Хочешь, я принесу воды? – спросил Толстяк Чарли.

Тигр подозрительно покосился на него.

– Последний раз, когда Ананси предложил мне воды, я попытался съесть луну из пруда и утонул.

– Я просто хотел помочь.

– Он говорил то же самое. – Тигр наклонился к Толстяку Чарли, глядя ему в глаза. Теперь он нисколько не казался похожим на человека – нос чересчур плоский, глаза расположены иначе, а воняет, как из клетки в зоопарке. И вместо голоса грохочущий рык.

– Вот как ты поможешь мне, дитя Ананси. Ты и твой род. Держитесь от меня подальше, понял? Если хотите сохранить мясо на костях.

И он облизнулся, облизнулся языком, красным от только что убитой плоти, языком, который был длиннее любого человеческого языка.

Толстяк Чарли отступил в уверенности, что если он повернется и побежит, у него на шее сомкнутся тигриные клыки. В этом создании не осталось ничего даже отдаленно человеческого, размером оно стало с настоящего тигра. Это была большая кошка, превратившаяся в людоеда, тигр, сворачивавший человеческие шеи с легкостью, с какой домашний кот разделывается с мышью. Поэтому Толстяк Чарли, незаметно отступая, не отрывал от Тигра взгляд, и вскоре существо вернулось по своим же следам к мертвому дереву, растянулось на камнях и пропало в пятнистой тени, и лишь беспокойное подергивание хвоста выдавало его местоположение.

– Не тревожься, он не тронет, – сказала женщина у входа в пещеру. – Подойди.

Толстяк Чарли не мог понять, привлекательна она или уродлива до невозможности. Он подошел.

– На вид он такой важный и отважный, а сам собственной тени боится. А тени твоего папочки более всего. В его клыках нет силы.

Чем-то ее лицо напоминало собачью морду. Хотя нет, не собачью…

– Что до меня, – продолжила она, – я разгрызаю кость. Вот где скрыто самое лучшее. Вот где скрыты вкуснейшие кусочки, и никто об этом не знает, кроме меня.

– Я ищу того, кто поможет мне избавиться от брата.

Женщина откинула голову и засмеялась так резко, так громко, продолжительно и безумно, что Толстяк Чарли понял, кто перед ним.

– Ты никого не найдешь себе в подмогу, – сказала она. – Все они претерпели, пойдя против твоего отца. Ненависть Тигра к тебе и твоему роду сильнее любой другой ненависти, но даже он ничего не сделает, пока твой отец еще здесь. Послушай: иди этой тропой. По мне, а у меня пророческий глаз, ты не найдешь никого себе в подмогу, пока не отыщешь пустую пещеру. Зайди в нее. Поговори с тем, кого найдешь. Понял?

– Думаю, да.

Она рассмеялась. Это был нехороший смех.

– Может, у меня немного задержишься? Я такая культурная. Знаешь, как говорят: никого нет недостойней, нет хитрей и непристойней, чем Гиена.

Толстяк Чарли покачал головой и пошел дальше, мимо пещер, которых было немало в этих скалах у конца мира. По пути он заглядывал во тьму каждой пещеры. Там были люди всех размеров и форм, маленькие и высокие, мужчины и женщины. Когда он шел или они перемещались из тени в свет, он видел их звериные туши, их чешую, рога или когти.

Иногда, проходя мимо, он пугал их, и тогда они забивались вглубь пещеры. Другие, напротив, выходили навстречу, глядя на него с вызовом или любопытством.

Что-то слетело с камней над входом в пещеру и приземлилось возле Толстяка Чарли.

– Привет, – сказала оно, запыхавшись.

– Привет, – сказал Толстяк Чарли.

Новоприбывший был возбужден и весь покрыт шерстью. Его руки и ноги выглядели какими-то неправильными. Толстяк Чарли попытался понять, кто это. Другие люди-звери были зверьми, да, но и людьми тоже, и в этом не было ничего странного или противоречивого – зверскость и человечность чередовались, как полоски у зебры, и в результате получалось нечто иное. Это же существо выглядело и человеком и почти-человеком одновременно, и от странности такого сочетания у Толстяка Чарли ломило зубы. А потом он понял.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация