– Мы подумали, что тебе не помешает выпить, так что пропустили херес через фильтр. Может, какие травки и остались, но ничего серьезного.
Руки, сжатые в кулаки, он держал на коленях. Он раскрыл правую ладонь, чтобы взять бокал у старушки, но вдруг замер и уставился на ладонь.
– Что? – спросила миссис Данвидди. – Что случилось?
В его ладони лежало черное, смятое, влажное от пота перо. И он вспомнил. Он вспомнил все.
– Это была Женщина-Птица, – сказал он.
* * *
Когда Толстяк Чарли прыгнул на пассажирское сиденье «универсала», небо уже посерело.
– В сон тянет? – спросила миссис Хигглер.
– Не особенно. Просто как-то странно.
– Куда тебя отвезти? Ко мне? В дом твоего отца? В мотель?
– Не знаю.
Она завела машину и неуверенно выехала на дорогу.
– Куда мы едем?
Она не ответила. Шумно отхлебнула кофе из своей мега-чашки. Затем сказала:
– Может, то, что мы сделали сегодня, к лучшему, а может, нет. Ведь семейные ссоры сподручнее разбирать в семейном кругу. Ты и твой брат. Вы слишком похожи. Вот поэтому, небось, и грызетесь.
– Я полагаю, в Вест-Индии существует странное обыкновение употреблять слово «похожи» в значении «не имеют ничего общего».
– Оставь свои английские шуточки! Я знаю, что говорю. Вы с ним одного поля ягоды. Помню, твой отец говорил: Келлиэнн, мои мальчики, они глупее, чем… в общем, неважно, что именно он говорил, смысл в том, что речь шла о вас обоих. – Тут ее поразила какая-то мысль. – Эй, а когда ты ходил туда, к старым богам, ты видел своего отца?
– Не думаю. Я бы запомнил.
Она кивнула и за всю дорогу не сказала больше ни слова.
Миссис Хигглер припарковала машину, и они вышли.
Был зябкий флоридский рассвет. Сад упокоения выглядел как в кино: по земле стелился туман, сбивавший фокус изображения. Миссис Хигглер отперла маленькую калитку, и они вошли.
На могиле отца раньше была лишь свежая земля, теперь же она поросла дерном, а в изголовье была установлена металлическая доска со встроенной металлической вазой, и в вазе стояла одинокая желтая шелковая роза.
– Господи, помилуй грешника в этой могиле! – сказала миссис Хигглер с чувством. – Аминь, аминь, аминь.
У них были зрители: две красноголовые цапли, которых Толстяк Чарли заметил еще в прошлый свой визит, важно направились к ним, качая головами, как два высокопоставленных посетителя тюрьмы.
– Кыш! – сказала миссис Хигглер.
Птицы безразлично посмотрели на нее и никуда не ушли. Одна из них склонила голову к траве, снова выпрямилась с трепыхающейся в клюве ящерицей. Она сделала глотательное движение, помотала головой – и вот уже ящерица превратилась в выпуклость на птичьей шее.
Начинался предрассветный хор: граклы, иволги и пересмешники распевали в запущенной части сада упокоения.
– Хочется поскорее оказаться дома, – сказал Толстяк Чарли. – Если мне хоть немного повезет, она прогонит его к моему возвращению. И все будет хорошо. С Рози я разберусь.
Его охватил осторожный оптимизм. День обещал быть хорошим.
* * *
В старых историях Ананси, как вы или я, живет в своем доме. Конечно, он жадный, похотливый, коварный и исполнен лжи. А еще он добросердечный, везучий, а порой даже честный. Иногда он хороший, иногда плохой. Но никогда не злой. Чаще всего вы на стороне Ананси. Это потому, что все истории принадлежат ему. Маву еще в предрассветные дни отдал ему истории, забрал у Тигра и отдал Ананси, а тот сплел из них очень красивую паутину.
В историях Ананси предстает пауком, но он также и человек. Несложно держать в голове одновременно то и другое. На это способен даже ребенок.
Истории Ананси рассказывали бабушки и тетушки западного побережья Африки, а еще на Карибах, и по всему миру. Истории попадали в детские книжки: большой старый улыбающийся Ананси играет в свои игры с целым миром. Проблема в том, что бабушки, тетушки и авторы детских книжек кое о чем умалчивают. Есть истории, которые не следует рассказывать маленьким детям.
Эту историю вы не найдете в сборнике детских сказок. Я назвал ее
АНАНСИ И ПТИЦА
Ананси не любил Птицу, потому что когда Птица была голодна, она много чего могла съесть, среди прочего – и пауков, а Птица была голодна всегда.
Когда-то они дружили, но потом дружбе пришел конец.
Однажды Ананси гулял и увидел яму в земле, и это навело его на мысль. Он положил на дно ямы дерево, развел огонь, повесил над ямой котелок и бросил в него коренья и травы. И начал бегать вокруг котелка, бегать и плясать, кричать и голосить, как мне хорошо, мне та-а-ак хорошо, вот это да, все мои боли и хвори пропали, так хорошо мне не было всю мою чертову жизнь!
Птица услышала шум и слетела с небес, чтобы посмотреть, из-за чего такая суматоха. Она ему: о чем поешь? Зачем ругаешься как безумец, Ананси?
Ананси поет, у меня болела шея, а теперь нет. У меня болело брюхо, а больше не болит. Суставы мои скрипели, а теперь я гибок, как юная пальма, я гладок, как Змея, сбросившая вчера свою шкуру. Я премного счастлив, а теперь безупречен, ибо я знаю тайну, а остальные – нет.
Какую тайну, спросила Птица.
Мою тайну, сказал Ананси. Все станут отдавать мне свои самые любимые, самые ценные вещи – только для того, чтобы узнать мою тайну. У-у-у! И-и-и! Как мне хорошо!
Птица подскочила чуть ближе, склонила голову и спросила, а я могу узнать твою тайну?
Ананси посмотрел на Птицу с подозрением и встал перед ямой с выкипающим котелком.
Не думаю, сказал Ананси. На всех, может, и не хватит. Не забивай себе голову.
А Птица сказала, слушай, Ананси, я знаю, мы не всегда были друзьями, но я вот что тебе скажу. Поделись со мной тайной, и я обещаю, что ни одна птица никогда больше не съест паука. Мы будем друзьями до скончания времен.
Ананси почесал подбородок и покачал головой. Этот могучий большой секрет, сказал он, дает людям молодость, и активность, и крепость, и освобождает от любой боли.
Птица, она почистила перышки. Птица, она говорит. Ой, Ананси, я уверена, тебе известно, что я всегда считала тебя очень привлекательным. Почему бы нам не полежать с тобой немного на обочине, уверена, я заставлю тебя забыть всю твою осторожность в отношении меня.
И они легли на обочине, и начали ласкаться, и смеяться, и дурачиться, а потом, когда Ананси получил, что хотел, Птица говорит, теперь, Ананси, что там у тебя за тайна?
Ананси говорит, ну, я не собирался никому рассказывать, но тебе скажу. Это ванна с травами в яме. Смотри, я брошу туда эти листья и эти корни. Кто искупается в этой ванне, будет жить вечно, не испытывая боли. Я уже искупался и теперь игрив, как козленок. Но не думаю, что дам еще кому-то искупаться.
