Толстяк Чарли развернулся к лестнице.
– Ублюдок! – заорал он. – Ублюдок ублюдок ублюдочный ублюдущий ублюдок!
Дейзи похлопала его по руке.
– Может, пойдете по-хорошему? – тихо спросила она. – Потому что если нет, мы можем вас предварительно усмирить. Впрочем, я бы не советовала. Они увлекаются, когда усмиряют.
– Я по-хорошему, – сказал Толстяк Чарли.
– Отлично, – сказала Дейзи. Она вывела Толстяка Чарли на улицу и заперла его в черном полицейском фургоне.
Полиция обыскала квартиру. В комнатах никого не было. В конце коридора была маленькая спальня, где лежало несколько коробок с книгами и игрушечные машинки. Они заглянули туда, но ничего интересного не нашли.
* * *
Паук лежал на диване в своей спальне и хандрил. Когда Толстяк Чарли пошел открывать, он направился к себе. Ему хотелось побыть одному. Конфликтовать он не особенно умел. Когда до этого доходило, он обычно удалялся, и теперь Паук знал, что время пришло, но все равно не хотел уходить.
Он не был уверен, что правильно поступил, отослав Рози домой.
Что он хотел сделать – а Пауком управляли исключительно «хочу», и никогда – «должен» или «обязан», – так это сказать Рози, что хочет ее – он, Паук. Что он не Толстяк Чарли, но нечто совсем другое. И это само по себе не было проблемой. Он мог просто сказать ей твердым голосом: «На самом деле я Паук, брат Толстяка Чарли, но ты совершенно не против, тебя это не парит», – и мир подтолкнул бы Рози на самую малость, и она бы это приняла, как приняла то, что ей следует пойти домой. Ей бы это не мешало. Она бы не возражала, нисколько.
Но в глубине души он знал, что это не так.
Человеческие существа не любят, когда боги ими помыкают.
Внешне они подчиняются, но где-то внутри, в самой глубине, чувствуют это и протестуют. Они знают. Паук мог велеть ей радоваться, что все так обернулось, и она бы радовалась, но это чувство было бы таким же ненастоящим, как нарисованная улыбка на ее лице – даже если бы она была совершенно уверена, что это ее собственная улыбка. В ближайшем будущем (а до последнего времени Паук о другом будущем вообще не задумывался) это было бы неважно, но в долгосрочной перспективе могло породить проблемы. Ему не нужно было негодующее, злобное существо, которое, ненавидя его всеми фибрами души, внешне было бы похоже на безмятежную, обыкновенную куклу. Ему нужна была Рози.
А это была бы не она.
Паук глазел в окно, на восхитительный водопад и тропическое небо над ним и гадал, когда же к нему постучит Толстяк Чарли. Утром в ресторане кое-что произошло, и Паук был уверен, что брат знает об этом больше, чем говорит.
Наконец ему стало скучно ждать, и он вернулся в квартиру Толстяка Чарли. Там никого не было. Там царил беспорядок – она выглядела так, будто ее перевернули вверх дном хорошо обученные профессионалы. Паук решил, что, по всей видимости, беспорядок устроил сам Толстяк Чарли, чтобы показать, как он огорчен своим поражением в драке.
Паук выглянул в окно. Возле дома был припаркован полицейский автомобиль, а за ним – минивэн. В тот момент, когда он выглянул, они как раз отъезжали.
Он приготовил тосты, намазал маслом и съел. Затем обошел квартиру, тщательно проверив, везде ли задернуты шторы.
В дверь позвонили. Паук задернул последнюю штору и спустился вниз.
Он открыл дверь и встретился взглядом с Рози. Выглядела она слегка удивленной.
– Ну? Предложишь войти?
– Конечно. Прошу.
Она поднялась наверх.
– Что здесь произошло? Похоже на землетрясение.
– Правда?
– И почему ты сидишь в темноте?
Она подошла к шторам.
– Не делай этого! Оставь как есть!
– Чего ты боишься? – спросила Рози.
Паук выглянул в окно.
– Птиц, – наконец сказал он.
– Но птицы – наши друзья, – сказала Рози, словно обращаясь к ребенку.
– Птицы, – сказал Паук, – это современные потомки динозавров. Крылатые велоцирапторы, поглощающие беззащитных извивающихся существ, а еще орехи, и рыбу, и других птиц. Кто рано встает, тот червя заклюет! А ты когда-нибудь наблюдала, как ест курица? Может, они и выглядят невинными, эти птицы, но до чего же они порочны!
– В новостях рассказывали, – сказала Рози, – о птице, которая спасла человеку жизнь.
– Это не отменяет того, что…
– Это был ворон. Или ворона. В общем, большая и черная. Мужчина лежал на лужайке перед домом в Калифорнии, читал журнал и услышал карканье, это ворон пытался привлечь его внимание. Он поднялся и подошел к дереву, на котором сидела птица, а прямо под деревом сидела пума, готовая броситься на него. Он убежал в дом. А если бы ворон его не предупредил, он бы угодил пуме на обед.
– Не думаю, что это типичное для ворона поведение, – сказал Паук. – Но даже если один ворон однажды спас кому-то жизнь, это ничего не меняет. Птицы все еще за мной охотятся.
– Вот как, – сказала Рози, стараясь не показать, что ей смешно. – Птицы охотятся за тобой.
– Да.
– И они делают это, потому что…?
– Хм.
– Должна же быть причина. Ты ведь не хочешь сказать, что великое множество птиц ни с того ни с сего приняли тебя за чудовищно большого червяка.
Он сказал:
– Мне кажется, ты не поверишь, – и имел в виду именно то, что сказал.
– Чарли. Ты всегда был по-настоящему честен. В смысле, я верю тебе. Если ты скажешь мне что-нибудь, я постараюсь в это поверить. Я очень постараюсь. Я люблю тебя и верю в тебя. Так почему бы не проверить, поверю я тебе или нет?
Паук думал об этом. Он потянулся к Рози и сжал ее руку.
– Думаю, я должен тебе кое-что показать, – сказал он.
Он провел ее в конец коридора. Они остановились перед дверью в кладовку Толстяка Чарли.
– То, что находится в этой комнате, – сказал он, – объяснит ситуацию немного лучше, чем я сам.
– Ты супергерой, – спросила она, – а здесь ты хранишь свой бэтменский шест
[56]
?
– Нет.
– Какие-то извращения? Ты надеваешь накладную грудь и жемчуга и называешь себя Дорой?
– Нет.
– Но это же не… игрушечная железная дорога?
Паук толкнул дверь в кладовку Толстяка Чарли и в то же самое время открыл дверь в свою спальню. За венецианскими окнами виднелся водопад, который обрушивался в озерцо в джунглях, лежавшее далеко внизу. Небо в этих окнах было синее сапфира.
