– Ох. И куда собираешься?
– Я собираюсь поймать одного ворюгу, – сказала Дейзи.
* * *
Компания «Карибские авиалинии» Толстяку Чарли понравилась. Может, это и была международная компания, но она больше походила на местный автобусный парк: стюардесса назвала его «дорогушей» и сказала, что он может сесть «пр’сто где захочется».
Он растянулся поперек трех кресел и провалился в сон. Толстяку Чарли снилось, что он гуляет под медными небесами, а мир – недвижим и тих. Он шел к птице, что безмернее городов
[76]
, к птице, глаза которой пылают огнем
[77]
, к птице с разинутым клювом – и вошел в этот клюв и опустился в глотку.
Дальше, как это бывает в снах, он оказался в комнате, в стенах которой, покрытых мягкими перьями, спрятались глаза, как у сов, круглые и немигающие.
В центре комнаты лежал Паук. Руки и ноги разведены в сторону. Он был прикован костяными цепями, словно бы из куриных косточек, и цепи тянулись из каждого угла и крепко его удерживали, как муху паутина.
– А, – сказал Паук, – это ты.
– Я, – сказал во сне Толстяк Чарли.
Костяные цепи натянулись и врезались в плоть Паука, на лице его отразилось страдание.
– Ну, – сказал Толстяк Чарли, – кажется, могло быть и хуже.
– Не думаю, что этим все закончится, – сказал его брат. – Полагаю, у нее на меня какие-то планы. На нас. Я только не знаю, в чем они заключаются.
– Да это просто птицы, – сказал Толстяк Чарли. – Что плохого они могут сделать?
– О Прометее когда-нибудь слышал?
– Э-э-э…
– Дал человеку огонь. В наказание боги приковали его к скале. И каждый день к нему слетал орел и клевал его печень.
– И он оставался без печени?
– На следующий день вырастала новая. Это же боги.
Повисла пауза. Братья смотрели друг на друга.
– Я разберусь, – сказал Толстяк Чарли. – Я все налажу.
– Как наладил свою жизнь? – невесело ухмыльнулся Паук.
– Извини.
– Да нет, это ты извини, – вздохнул Паук. – Так что, у тебя есть план?
– План?
– Видимо, это значит «нет». Просто сделай, что должен. Вытащи меня отсюда.
– Ты в аду?
– Я не знаю, где я. В птичьем аду, если такой существует. Ты должен вытащить меня.
– Как?
– Ты сын своего отца, разве нет? Ты мой брат. Придумай что-нибудь. Но вытащи.
Толстяк Чарли проснулся, весь дрожа. Стюардесса принесла ему кофе, который он с благодарностью выпил. Теперь, проснувшись, спать он больше не хотел, а потому принялся читать журнал «Карибских авиалиний», откуда узнал много полезного об острове Сент-Эндрюс.
Он узнал, что Сент-Эндрюс – пусть и не самый маленький островок на Карибах, но о нем очень редко вспоминают те, кто составляет списки. Он был открыт испанцами примерно в 1500 году, необитаемая верхушка вулкана с богатой животной жизнью, не говоря уж о многообразии растительной. Про Сент-Эндрюс говорили: здесь что ни посади, все вырастет.
Остров принадлежал испанцам, потом перешел к британцам, после них к голландцам, затем снова к британцам, а затем – на короткий период после обретения независимости в 1962 году – майору Ф. Э. Гаррету, который сместил правительство, разорвал дипломатические отношения со всеми, кроме Конго и Албании, и правил жезлом железным, пока несколько лет спустя не умер, упав с кровати. Он упал так неудачно, что сломал множество костей, хотя в спальне присутствовал целый отряд солдат, каждый из которых позднее заявил, что пытался, пусть и неудачно, предотвратить падение. Несмотря на все усилия солдат, к тому времени, когда его привезли в единственную на острове больницу, майор был мертв. С той поры остров Сент-Эндрюс управляется благодетельным выборным правительством и дружествен всем и каждому.
Крохотный участок влажных джунглей в центре острова окружают мили песчаных пляжей; здесь растут бананы и сахарный тростник, местная банковская система поощряет иностранные инвестиции и открытие офшорных счетов плюс ни с одной из стран – за исключением, возможно, Конго и Албании – нет договоренностей об экстрадиции.
Если Сент-Эндрюс чем-то известен, так это своей кухней: местные утверждают, что мариновали курицу задолго до ямайцев, готовили козленка под соусом карри задолго до тринидадцев и жарили летучих рыб задолго до барбадосцев.
На Сент-Эндрюсе два города: на восточной стороне – Вильямстаун, а на севере – Ньюкастл. На уличных рынках можно купить все, что здесь произрастает. Также на острове имеются несколько супермаркетов, где можно купить то же самое вдвое дороже. А когда-нибудь на Сент-Эндрюсе появится настоящий международный аэропорт.
Согласия по вопросу, чего от глубокой гавани Вильямстауна больше – вреда или пользы, – нет. Бесспорным является тот факт, что в гавань заходит множество круизных судов, и эти плавучие острова заполнены людьми, изменяющими экономику и природу Сент-Эндрюса так же, как они изменили экономику многих карибских островов. В разгар сезона в вильямстаунской бухте стоят до шести круизных лайнеров, и тысячи людей ждут, когда смогут сойти на берег, размять ноги, заняться покупками. И народ Сен-Эндрюса, ворча, приветствует гостей на берегу, продает им всякое, кормит до отвала, а потом отправляет обратно на корабли…
При посадке самолет «Карибских авиалиний» так тряхнуло, что Толстяк Чарли уронил журнал. Он поднял его и засунул обратно, в карман стоящего впереди кресла, спустился по трапу и поплелся по бетонной полосе.
День клонился к вечеру.
Из аэропорта Толстяк Чарли ехал в отель на такси, и за время поездки узнал кое-что, о чем в журнале «Карибских авиалиний» не пишут.
К примеру, он узнал, что музыка, настоящая музыка, правильная музыка – это кантри и ковбойские песни. На Сент-Эндрюсе это знают даже растаманы
[78]
. Джонни Кэш? Бог. Вилли Нельсон? Полубог.
