Он узнал, что никаких причин уезжать с Сент-Эндрюса нет и не было. Таксист причин для отъезда не видел, а думал он об этом порядком. На острове есть и пещера, и гора, и джунгли. Отели? Двадцать штук. Рестораны? Десятки. Большой город, три городка поменьше, несколько деревень. Еда? Здесь растет все. Апельсины. Бананы. Мускатный орех. И даже, сказал таксист, лайм.
– Не может быть, – сказал на это Толстяк Чарли, больше для того, чтобы поучаствовать в беседе.
Таксист же воспринял эту реплику как сомнение в собственной честности. Он вдарил по тормозам, развернулся, съехав в кювет, выскочил из автомобиля, перегнулся через изгородь и сорвал что-то с дерева.
– Смотрите! – сказал он. – Никто никогда не назовет меня лжецом! Что это?
– Лайм? – спросил Толстяк Чарли.
– Именно.
Таксист с креном пополам выехал обратно на дорогу. Он сообщил Толстяку Чарли, что «Дельфин» – отличный отель. У Толстяка Чарли на острове семья? Он здесь кого-нибудь знает?
– Вообще-то, – сказал Толстяк Чарли, – я тут кое-кого ищу. Женщину.
Таксист решил, что это прекрасная идея, ведь если ты ищешь женщину, Сент-Эндрюс – самое подходящее место. И все потому, развил он тему, что женщины на Сент-Эндрюсе пофигуристей женщин с Ямайки, и не так часто разбивают сердца и надежды, как тринидадки. Кроме того, они красивее доминиканок, да еще и готовят так, что лучше поварих на свете не найдешь. И если Толстяк Чарли ищет женщину, он попал в правильное место.
– Я ищу не просто женщину, а конкретную женщину, – сказал Толстяк Чарли.
Таксист сказал Толстяку Чарли, что тому сегодня здорово повезло, потому что он, таксист, знает на острове буквально всех и очень этим гордится. Для того чтобы знать всех, сказал он, нужно прожить здесь всю жизнь. И он готов поспорить, что Толстяк Чарли не знает в лицо всех англичан, и Толстяк Чарли признал, что это так.
– Она друг семьи, – сказал Толстяк Чарли. – Ее зовут миссис Хигглер. Келлиэнн Хигглер. Слышали о такой?
Какое-то время таксист молчал. Казалось, он думает. Потом он сказал, что нет, никогда о такой не слышал. Такси остановилось у отеля «Дельфин», Толстяк Чарли расплатился и вошел.
У стойки администратора стояла девушка. Он, положив на стойку лайм, предъявил ей паспорт и номер брони.
– У вас есть какой-нибудь багаж?
– Нет, – извиняющимся тоном сказал Толстяк Чарли.
– Совсем?
– Совсем. Только лайм.
Он заполнил несколько форм, а она дала ему ключ и объяснила, куда идти.
Когда в дверь постучали, Толстяк Чарли принимал ванну. Он обернулся полотенцем. За дверью стоял коридорный.
– Вы лайм на стойке забыли, – сказал он, передавая лайм Толстяку Чарли.
– Спасибо, – сказал Толстяк Чарли и вернулся в ванну. А потом улегся спать, и ему снились беспокойные сны.
* * *
Грэму Коутсу в его доме на горе тоже снились очень странные сны: темные и непрошенные, не сказать неприятные. Он не мог толком вспомнить, что ему снилось, но, открыв по утрам глаза, смутно подозревал, что всю ночь гонялся за маленькими тварями в высокой траве, обездвиживая их ударом лапы и раздирая тельца зубами.
Ему снилось, что его зубы – оружие уничтожения.
Он просыпался в легком беспокойстве, которое днем лишь усиливалось.
Каждое утро начинался новый день, а Грэм Коутс уже тосковал в изгнании, хотя прошла всего неделя новой жизни. У него бассейн, да, и деревья какао, и грейпфруты, и мускатный орех, и полный винный погреб, и пустая мясная холодильня, и медиа-центр. У него есть спутниковое телевидение, большая коллекция DVD – не говоря уже о развешенных по всем стенам произведениях искусства на тысячи долларов. Каждый день приходит повар, который готовит пищу; в доме есть экономка и садовник (семейная пара, приходят ежедневно на несколько часов). Пища отличная, климат – если вам нравятся теплые солнечные деньки – идеальный, но все это не приносило Грэму Коутсу той радости, которую, по его мнению, должно было приносить.
С тех пор как покинул Англию, он не брился. Бороды это ему не обеспечило, щеки лишь покрылись щетиной, придающей мужчинам изворотливый вид. Вокруг глаз круги, как у панды, а под глазами – мешки.
Он плавал в бассейне по утрам, но солнца в основном избегал; он говорил себе, что не для того нажил неправедным путем деньги, чтобы истратить их на лечение рака кожи. Или чего-то еще.
Он слишком много думал о Лондоне. Метрдотели во всех его любимых лондонских ресторанах знали его по имени и заботились о том, чтобы он остался доволен. В Лондоне немало людей, которые ему обязаны, и он без труда получал билеты на премьеры, а там хватало театров, так что премьер тоже было предостаточно. Он привык считать, что организовал себе отличную ссылку, но теперь начал в том сомневаться.
В поисках козла отпущения он пришел к выводу, что во всем виновата Мэв Ливингстон. Это она его довела. Это она пыталась его ограбить. Мегера, распутница, потаскушка. Она получила по заслугам. Еще легко отделалась. Случись ему давать интервью для телевидения, тоном оскорбленной невинности он бы поведал о том, как защищал свою собственность и честь от опасной сумасшедшей. Честно говоря, он вообще чудом выбрался из того кабинета живым…
А еще ему нравилось быть Грэмом Коутсом. Теперь, как и всегда на острове, он был Бэзилом Финнеганом, и это его раздражало. Он не чувствовал себя Бэзилом. «Бэзильство» не далось ему даром: подлинный Бэзил родился примерно тогда же, когда и Грэм, но умер во младенчестве. Копия свидетельства о рождении плюс письмо от несуществующего священника – и Грэм Коутс получил и паспорт, и удостоверение личности. Ему пришлось поддерживать ее «на плаву» – у Бэзила была хорошая кредитная история, он путешествовал по экзотическим местам и не глядя купил на Сент-Эндрюсе роскошный дом. Но для Грэма Бэзил всегда был подчиненным, и вдруг слуга как будто стал повелителем. Бэзил Финнеган пожирал его заживо.
– Если я тут останусь, – сказал Грэм Коутс, – я с ума сойду.
– Что вы говорить? – спросила экономка, склонившаяся с тряпкой у двери в ванную.
– Ничего, – ответил Грэм Коутс.
– А вроде как сказали, с ума сходить, если будете стоять. Вы нужно гулять. Гулять вам польза.
Грэм Коутс не гулял; за него гуляли другие. Но, пришло ему в голову, возможно, Бэзил Финнеган мог бы прогуляться. Он надел широкополую квакерскую шляпу и переобулся из сандалий в удобные туфли. Он взял с собой мобильный, велел садовнику забрать его по первому звонку и выдвинулся из дома на горе в направлении ближайшего городка.
Мир тесен. Чтобы убедиться в этом, не обязательно долго жить на свете. Есть теория, что в целом мире наберется не больше пяти сотен настоящих людей (так сказать, основная труппа; остальные, согласно этой теории, – всего лишь массовка) и, что еще важнее, все они друг с другом знакомы. И это правда – в известной мере. В реальности мир состоит из тысяч и тысяч групп человек по пятьсот, и жизнь людей в этих группах уходит на то, чтобы натыкаться друг на друга, пытаться избежать друг друга или случайно обнаруживать друг друга в одном и том же кафе в Ванкувере. В этом процессе есть своя фатальность. Это отнюдь не случайное совпадение. Просто мир так устроен, безотносительно индивидуумов и смысла.
