Только после этого автомобиль вернулся в дом на горе.
Консьерж Бенджамин осмотрел велосипед и сказал Толстяку Чарли, что беспокоиться не о чем, до завтра все починят, и велосипед будет как новенький.
Толстяк Чарли отправился в свой номер цвета подводных глубин, где на столике, словно маленький зеленый Будда, его дожидался лайм.
– Никакого от тебя толку, – сказал он лайму.
Это было нечестно. Перед ним лежал обычный, ничем не выдающийся лайм. И потом, лайм старался, как мог.
* * *
Истории – это сети, густые, нить к нити, и вы следуете к центру каждой истории, потому что центр – это финал. А каждый человек – нить.
Взять, например, Дейзи.
Дейзи не продержалась бы так долго в полиции, если бы не благоразумная сторона ее натуры – та, что была на виду. Дейзи уважала законы, Дейзи соблюдала правила. Она понимала, что многие из этих правил произвольны – например, где можно парковаться, а где нет, или в какие часы работать магазинам – но даже от таких правил в целом была польза. Они защищали общество, они охраняли его.
Ее соседка Кэрол решила, что Дейзи сбрендила.
– Ты не можешь просто взять и уехать, сказав, что ты в отпуске. Ты же не коп из телевизора. Ты не можешь мотаться по всему миру по наводке.
– Я и не собираюсь, – возразила Дейзи. – Я просто еду отдохнуть.
Она сказала это так убедительно, что даже разумный коп, что обретался у нее в голове, умолк от неожиданности, а затем снова начал ей объяснять, что она делает не так, прежде всего указав на то, что еще немного и она отлучится со службы без разрешения – что равноценно, бормотал разумный коп, отказу от выполнения своих обязанностей – ну и дальше в том же духе.
Коп объяснял ей это на пути в аэропорт и во время полета над Атлантикой. Даже если тебе удастся избежать черной метки в личном деле, указывал коп, не говоря уже о том, что тебя вообще могут вышвырнуть из полиции, даже в этом случае, если найдешь Грэма Коутса, ты ничего не сможешь сделать. В полицейских силах Ее Величества не принято похищать за границей преступников, не говоря уже о том, чтобы их там арестовывать, а рассчитывать на то, что ей удастся уговорить Грэма Коутса вернуться в Соединенное Королевство по доброй воле, Дейзи не приходилось.
И только когда она сошла с ямайского самолетика и вдохнула воздух Сент-Эндрюса – земляной, пряный, влажный, почти сладкий – разумный коп перестал напоминать, что ее затея безумна и бессмысленна. Потому что его заглушил другой голос. «Берегитесь все злодеи, – пел этот голос. – Берегитесь! Осторожней! Негодяям будет сложно!» – а Дейзи маршировала ему в такт. Грэм Коутс убил женщину в своем олдвичском офисе и вышел сухим из воды. Он сделал это практически под носом у Дейзи.
Она покачала головой, забрала сумку с транспортера, бодро сообщила иммиграционному чиновнику, что приехала в отпуск, и вышла к стоянке такси.
– Мне нужен отель не слишком дорогой, но и не совсем уж простецкий, – сказала она таксисту.
– Я как раз знаю такой, какой тебе нужен, дорогуша, – сказал таксист. – Запрыгивай.
* * *
Паук открыл глаза и обнаружил, что он, растянутый, лежит лицом вниз. Руки привязаны к высокому шесту, вкопанному в землю как раз перед его лицом. Ногами пошевелить Паук не мог, он даже не мог повернуть голову, чтобы посмотреть, но был готов биться об заклад, что ноги его запутаны тем же манером. Движение, с помощью которого он попытался подняться из грязи и оглядеться, болью отдалось в израненном теле.
Он приоткрыл рот, и темная кровь медленно вытекла, увлажнив покрытую пылью почву.
Он услышал звук и вывернул голову, как только смог. Белая женщина с любопытством смотрела на него сверху вниз.
– С вами все в порядке? Глупый вопрос. Достаточно на вас посмотреть. Полагаю, вы еще один даппи. Так ведь говорят?
Паук немного подумал. Нет, вряд ли он даппи. Он покачал головой.
– Если вы даппи, тут нечего стыдиться. По всей видимости, я и сама даппи. Я раньше такого слова не слышала, но встретила по пути обаятельнейшего пожилого джентльмена, и он мне все об этом рассказал. Позвольте, я гляну, не могу ли вам помочь.
Она склонилась к нему и попыталась распутать узы.
– Боюсь, я не могу вас коснуться, – сказала она. – Что означает, что вы еще не мертвы. Так что не вешайте нос!
Паук надеялся, что эта странная женщина-призрак скоро уйдет. Он не мог собраться с мыслями.
– В любом случае, когда я со всем разобралась, я решила бродить по земле, пока не отомщу моему убийце. Я так и объяснила Моррису – а он был на телеэкране в «Селфриджес» – и он сказал, что я, должно быть, не понимаю, в чем смысл расставания с плотью, но, скажу я вам, если они ожидают, что я подставлю вторую щеку, им стоит еще подумать. В любом случае, прецеденты уже были. А я при случае справлюсь не хуже, чем Банко
[81]
на пиру. Вы говорить-то можете?
Паук покачал головой, и кровь со лба попала в глаза. Защипало. Интересно, как долго будет отрастать новый язык, подумал Паук. Прометей навострился выращивать в день по печени, а с печенью, Паук был уверен, возни намного больше, чем с языком. Печень заправляет химическими реакциями – билирубин, мочевина, энзимы, всякое такое. Они расщепляют алкоголь, а это само по себе ого-го какая работа. Языки же только говорят. Да, говорят – и еще лижут, конечно…
– Не могу больше болтать, – сказала златоволосая женщина-призрак. – Думаю, мне предстоит еще длинный путь.
Она начала уходить, и, уходя, растворялась в воздухе. Паук, подняв голову, наблюдал, как она просачивается из одной реальности в другую, словно фотография выгорает на солнце. Он попытался окликнуть ее, но звуки, которые он смог издать, были слишком глухие и неясные. Безъязыкий.
Вдалеке кричала птица.
Паук проверил путы. Держат.
Он вновь вспомнил историю Рози о вороне, который спас человека от пумы. Эта история мучила его почище следов от когтей на лице и груди. Сосредоточься. Человек лежит на земле, читает или принимает солнечные ванны. Ворон каркает на дереве. В подлеске большая хищная кошка…
И тут история преобразилась, и он понял, хотя ничего и не менялось, под каким углом ее рассматривать. Все дело в том, как смотреть на составляющие.
Что если, подумал он, птица вовсе не пыталась предупредить человека, что к нему подкрадывается большая кошка? Что если птица кричала пуме, что человек лежит на земле – мертвый, спящий или умирающий. И большой кошке остается только его прикончить. А ворон попирует тем, что останется…
Паук открыл рот, чтобы застонать, и кровь, вытекшая из его рта, собралась в лужицу на сухой глине.
