– Как только вы будете готовы, – кивнула помощница продюсера. Олеся набрала воздуха в грудь и быстренько прокрутила в голове текст, который повторяла про себя весь вчерашний день (и ночь), а также сегодняшнее утро. Максим уехал из дома еще в восемь утра, даже не зная о том, какие муки терзают его невесту. О свадьбе в половине третьего не было сказано ни слова. В этом был весь Максим. Кто его знает, собирался ли он вообще жениться.
– Мы имеем дело с профессионалами, – сказала Олеся, двигаясь по декорации к одному из компьютеров. – В последний раз я сталкивалась с этим шифром несколько лет назад, по делу Назарчука. Пришлось тогда повозиться.
Олеся склонилась к экрану, старательно отслеживая углы съемки, чтобы не перегородить картинку и не обрезать ее. Текст был абсурдно стандартным для сериалов такого плана. Главное новшество – девушка должна была изображать то ли эмо, то ли панка – в черных джинсах, рваной майке, со всклокоченными волосами и каким-то непристойным макияжем.
Гений-хакерша по роли, Олеся с трудом могла сосредоточиться на том, что происходит. Глаза снова выхватили круглые часы на стене. Два часа десять минут. Она схватилась за голову и встряхнулась, буквально пытаясь привести себя в чувство. Затем потерла виски и принялась размахивать какими-то стекляшками.
– Анализ следов вещества с подоконника показал наличие серы. – Олеся встряхнула волосами, присела и начала стучать по клавишам.
– Ты чего такая нервная? – спросил ее режиссер, хотя проба предполагала один сплошной монолог. Олеся вздрогнула и обернулась.
– Сигарет нет? – спросила она, снова отметив еще пять потерянных минут.
– Ты же бросила, – усмехнулся режиссер.
– С вами бросишь! И к тому же я не спала всю ночь. Не могу спать, когда есть над чем подумать. Этот шифр… Все время ловлю себя на том, что что-то тут не так! – Олеся тоже ухмыльнулась черт знает чему и вместе со стулом перескочила к другому компьютеру, словно в нем содержалась какая-то другая база данных. Такое иногда случалось на пробах. Направление меняли, смотрели, как и насколько хорошо актриса выглядит с разными эмоциями на лице. Олеся знала, что в данный момент сериал ищет замену актеру, игравшему этого хакера в сериале. За работу в детективном сериале Олеся была готова убить. Шансов получить роль – минус сто процентов. И все же – вот она, тут, около хромакея, а не там, в загсе. Придуманная девушка в белом платье села в длинный свадебный лимузин – фу, какая пошлость – и покинула загс. Из комнаты бракосочетаний выглянула невысокая, полная женщина со строгим лицом, выясняя, куда делась Рожкова. Олеся просто не могла остановить эти мысли.
– Спасибо, достаточно, – лениво пробормотал продюсер, и ее сердце гулко стукнуло и пропало, исчезло совсем. Тут же стало понятно, причем всем присутствующим без исключения, что ни суетливое беганье по сцене, ни ухмылки, ни взъерошенные волосы и старательная актерская игра не могут помочь – не видать Рожковой таких ролей. Не хватает чего-то. Какой-то фактурности.
– Спасибо вам, – бросила она и побежала в сторону двери. Телефон в сумке лежал мертвый, он был отключен на время прослушивания, которое затянулось на четыре часа дольше, чем Олеся рассчитывала. Она должна была освободиться задолго до того, как Максим Померанцев заподозрит неладное.
И теперь Рожкова неслась в сторону загса, хоть в этом и не было никакого особенного смысла. Минуты бежали как сумасшедшие, и половина третьего миновала, застав Олесю в такси. Она набрала еще раз номер Максима, но он не отвечал. Абонент был недоступен, теперь уже, наверное, навсегда. Олеся влетела в помещение загса в четверть четвертого, сама уже не понимая, зачем она тут и что делает.
Людей вокруг было много, и никому не было дела до приехавшей невесты. Женили уже тех, кто был записан на половину пятого. Максима в загсе не было. Этого и следовало ожидать.
– Простите. – Олеся с виноватым видом протиснулась сквозь толпу шикающих на нее людей в праздничных костюмах. Ее наряд тут был буквально неуместен, но переодеваться в платье теперь было незачем. Выйдя из загса, она огляделась вокруг себя, совершенно не понимая, куда пойти и что делать со всем этим.
Простое понимание факта, что Олеся Рожкова сама лично, своими руками, а также ногами и прочими частями тела сорвала свадьбу, о которой мечтала два года, – одно это делало ее несчастной. Вопрос «и почему я уродилась такой дурой?» теперь встал как никогда остро. Чтобы хоть как-то справиться со всем этим, оставалось только одно средство. Звонить Анне!
– Господи, да зачем мне вообще сдалась эта роль! – рыдала Олеся в трубку своего смартфона, в трех местах треснувшего, но все еще работавшего. Чудеса, да и только. – Даже если бы был шанс ее получить?! Хотя о чем я говорю, никакого шанса же и не было, никогда не было. Все, на что я способна, – это вести какие-нибудь костюмированные балаганы или разыгрывать клоуна на детских утренниках.
– А еще ты – отличная Снегурочка, – поддержала Олесю Анна, которая сразу по голосу подруги поняла, что дело плохо.
– Да брось ты, – расхохоталась Олеся, сделав изрядный глоток пива из бутылки, хотя теперь уже было строго-настрого запрещено пить на улицах Москвы. Олеся сидела на лавочке с ногами, пила пиво и плевать на все хотела. Она была бы сейчас даже рада, если бы ее забрали в полицию. Но переулок был пуст и равнодушен к Олесиным проблемам.
– Нет, правда. Снегурочка ты была…
– Отвратительная, – проговорила Олеся по слогам. – Ну что, дети, позовем Деда Мороза? Или ну его к черту, обойдемся без этих дурацких просроченных конфет, которыми отравиться можно?
– Олеська, а ты почему не сказала, что у вас сегодня свадьба? Я бы поехала, задержала там Максима, – вздохнула Анна.
– Никто бы не смог удержать Максима. Он наверняка уже у Леры, – совсем раскисла Олеся. – У нее ему хорошо, у Леры не надо наступать на горло собственному воспитанию и образованию. Там он может сколько угодно говорить об экзистенциализме и посткретинизме. Или о чем там они говорят после секса? Уж Лере Максим, наверное, даст почитать свою чертову книгу! Уж она-то достойна лицезреть его мысли.
– А ты, вообще, где находишься? – не на шутку обеспокоилась Анна. – Ты далеко от меня?
– Я черт-те где от тебя! Я просто не в себе. И сейчас сойду с ума от горя и страданий, стану ведьмой. – Олеся «пошла» цитировать Булгакова и открыла третью бутылку пива. Она всерьез решила пропасть на этой улице, вернее, в этом переулке, и никогда, никогда, никогда не возвращаться к себе домой, в двухкомнатную квартиру с малюсеньким балконом, через стенку которого можно было переговариваться с Нонной – еще одной подругой из их благородного квартета. Что было делать ей там без Максима?
Весь прошлый год она приходила в себя после того, как они расстались. Несколько месяцев назад Олеся снова вышла из себя, потому что Померанцев вернулся. Сбылись молитвы. Не совсем так, как хотелось, но все же. Он пришел и сказал, что, пожалуй, она его раздражает меньше, чем радует. В устах Максима это был комплимент. И вот Олеся не пришла на собственную свадьбу. Если бы кто-то сказал ей, что так будет, она бы рассмеялась ему в лицо. И плюнула бы туда же. А куда плеваться теперь?..
