– На ваш круиз? – вытаращилась Анна.
– Ты что, забыла, что у нас есть международные круизы? Ну, что скажешь? – спросил Матгемейн и взял Анну за руку. – Поплывешь со мной на корабле? Ты же всегда хотела.
– С детьми? – спросила Анна, все еще продолжая ощущать странную нереальность этого настоящего.
– Ну, конечно, с детьми, – фыркнул Зарубин.
– А что же с Полиной Дмитриевной? – вдруг вспомнила Анна. Впрочем, в этом она не могла быть категоричной. Баба Ниндзя никакого отношения к семье Матгемейна не имела, о чем же тут можно просить.
– У вас будут две отдельные каюты. Баба Ниндзя будет в каюте с детьми.
– Она что, едет с нами? – вытаращилась Анна. Матгемейн внимательно посмотрел ей в глаза.
– Она же – член семьи! – кивнул он.
– И потом, вам же будет удобно, если будет с кем детей оставить, разве нет? – пожал плечами Зарубин.
– Но ведь… это все должно стоить целое состояние! – пробормотала Анна, всерьез подумав о том, чтобы ущипнуть себя за какое-нибудь мягкое место.
– Не совсем! – загадочно улыбнулся Зарубин. – Хотя все это, моя дорогая Аня, вообще не твои проблемы, и хочу тебе напомнить, что у тебя есть муж и тебе надо привыкать к тому, что ему виднее, как для вас будет лучше. Да?
– Да, – усмехнулась Анна. – Он что, ирландский миллионер?
– Ну, начнем с того, что иногда за круиз совсем не обязательно полностью платить, – продолжал нагонять туману Зарубин.
– Ага, если выиграть в лотерею, – фыркнула Анна.
– Вы сядете на корабль в Дублине. Из Лондона по Северной Европе пойдете на корабле наших партнеров. Вы сможете высадиться в Санкт-Петербурге, а вот твоему мужу придется еще поплавать – чтобы с долгами рассчитаться. Иногда, если речь идет о таких, знаешь, музыкантах с высокой степенью квалификации, варианты могут быть самые разные. И тарифы для семьи сотрудников круиза – они тоже совсем другие, если честно. А ирландский круиз буквально испытывает острую нужду в квалифицированных ирландских музыкантах, мы их как раз сейчас набираем… – начал было Зарубин. – Нет, Аня, это все на самом деле не твое дело. Ты должна просто наслаждаться жизнью. Для разнообразия. Ты это давным-давно заслужила, да? Предоставь нам с твоим мужем решать все вопросы.
– Ты согласна? – тихо спросил Матюша, вмешавшись в разговор.
– Что скажешь? – уставился на нее Зарубин. – Можете плавать хоть все лето.
– Что тут скажешь? – пожала плечами Анна, испытывая серьезную потребность снова зареветь. – Конечно, я согласна. И знаете что!
– Что? – хором переспросили ее мужчины.
– А, ладно! Давайте сюда этот ваш салат! Что с вами делать! – И тут Анна перестала сдерживаться и расплакалась вновь. Но на этот раз никто и не подумал ее успокаивать. Матгемейн обнял жену и прижал к себе, а потом поднял кружку с оставшимся пивом. Они с Зарубиным чокнулись, выпили и принялись дальше обсуждать погоду, природу и другие вопросы современного судоходства.
Бремя перемен
Женя лежала на поверхности воды, разбросав руки в стороны, и смотрела, не отрываясь, на крышу бассейна. Опоры металлических конструкций чуть проржавели от времени, но никаких сомнений в их надежности не было. Бассейн был старый, проверенный временем и в это время суток почти пустой. Женя пришла сюда рано утром в воскресенье, пока все еще спали. Помимо нее – только трое безумных спортсменов, помешанных на здоровом образе жизни, они рассекали воды широкими мощными гребками. Женя просто лежала на воде в дальнем углу крайней левой дорожки и смотрела вверх. Лежать где-то еще становилось все неудобнее. Дочь росла, и для того, чтобы найти ночью дома комфортное положение – или даже просто положение, пригодное для того, чтобы отключиться, Жене приходилось конструировать своеобразную баррикаду из подушек – две под спину, одна под каждое колено, три в области плеч.
В воде тело снова становилось легким и подвижным и отеки не чувствовались. Прекрасное чувство, за которым Женя приходила сюда чуть ли не каждый день. На полчаса побыть рыбой, почувствовать вновь свое тело, которое вдруг приобрело такие незнакомые черты, стало неуклюжим, неуправляемым, словно немного чужим.
После занятий руки и волосы пахли хлоркой, а глаза становились красными – администрация бассейна не жалела средств дезинфекции, лишь бы никто ничего не подхватил и не подцепил. Женя носила с собой увлажняющие капли для глаз и после бассейна капала их через каждый час. Если забыть капли, глаза начинали чесаться. Да и на работе появляться с красными, как у кролика, глазами было не фонтан. Тоже нужно помнить. Вообще, количество вещей, о которых ей теперь приходилось помнить и заботиться, неимоверно возросло – противоотечные чулки, чтобы хоть как-то выдерживать рабочие дни. Витамины согласно выписанным доктором рекомендациям. Есть вовремя, но ни в коем случае не больше, чем отведено нормой. Женя панически боялась поправиться, часто рассматривала себя в зеркало, пытаясь определить, что из того, что изменилось в ее теле, исчезнет после рождения дочери, а что останется навсегда.
Некоторые вещи огорчали. Растяжки на животе, скорее всего, никогда никуда не денутся. Сколько Женя ни мазала их кремами, тело словно смеялось над ее жалкими попытками. Красные линии возникали то тут, то там, и не было никакого смысла сопротивляться. Женино тело не принадлежало ей, сейчас оно принадлежало природе, и это не самый добрый хозяин. Природе было наплевать на ее проблемы, природу интересовало другое. Женина еще не родившаяся дочь была куда важнее природе, чем она сама, что, кстати, обижало. Но с природой же не поспоришь. И потом, природа дала Жене эту новую грудь – высокую, крепкую, на два размера больше.
Впрочем, новая грудь тоже не слишком радовала. Анна как-то сказала, что она продержится только до тех пор, пока Женя не кончит кормить дочь молоком, и от этой мысли вообще чуть не хватил кондратий.
– Господи, я теперь чувствую себя какой-то коровой, – расстроилась она.
– Знаешь, в каком-то смысле это так и есть. – Анна вздохнула и погрузилась в воспоминания. – Особенно когда приходится сцеживаться. Буквально чувствуешь себя дояркой.
– Фу! – замотала головой Нонна, бывшая при этом разговоре.
– С Машкой у меня были отличные удои, – продолжила «развлекаться» Анна. – С близнецами куда хуже – они все из меня высасывали. Я их кормила до полутора лет.
– Вот поэтому-то ты и осталась такая стройная, – кивнула Нонна. Женя вспомнила этот разговор и посмотрела чуть ниже, на линию своего купальника. О да, мужчины теперь частенько завороженным взглядом смотрели в разрез Жениной блузки, когда она ехала в трамвае. Но и что с того? Проблема-то была в том, что именно сейчас, будучи уже глубоко беременной, взрослой, все продумавшей, держащей все под контролем, заботящейся о себе и не забывающей выпить на ночь нужные таблетки, – именно сейчас Женя, как никогда остро, чувствовала свое одиночество. Ванька был так далеко, а звонил так редко, что иногда ей начинало казаться, что вся эта история, весь их роман были не чем иным, как бессмысленной пустотой. Что его вообще никогда не было. Странная фантазия, идея Матрицы, нереальность этого бытия словно перескакивала с одной подруги на другую, миновав разве что Нонну.
