— В конце концов, — инженер
посмотрел на чётки, но щёлкать больше не стал, — злодей решил взяться за
девочку всерьёз.
— А она меня не выдала… — Сенька не
сдержался, всхлипнул. — Да пропади он пропадом, этот клад! Лучше б Ташка
сказала ему, что я обещался к ней придти — может, он бы тогда её не тронул. А я
бы всё отдал, пускай он, падаль, подавится своим серебром! Это Князь, да? Или
Очко? — смахнув рукавом слезы, спросил он. — Вы ведь, наверно, уже
раздедуктировали?
— Нет, — разочаровал Сеньку господин
Неймлес. — У меня недостаточно д-данных. Покойный каляка был слишком
привержен к питию и, кажется, не умел держать язык за зубами. Раз о найденном
кладе прослышали в шайке Князя, значит, могли знать и другие.
Потом наступило молчание. Скорик изо всех сил
боролся с чувствительностью организма: с зубами, чтоб не клацали, с коленками,
чтоб не дрожали, и со слезами, чтоб не текли. Эраст Петрович по своей дурацкой
привычке ни с того ни с сего принялся марать бумагу. Обмакнул кисточку в
тушечницу, намалевал на листке какую-то мудрёную загогулину. Маса внимательно
следил за кисточкой. Покачал головой:
— Нехоросё.
— Сам вижу, — пробормотал инженер и
закалякал снова, только быстрей. — А так?
— Ручше.
Нет, прямо малолетки какие-то, ей-богу! Тут
такие дела, а они!
— Что вы хренью маетесь? — не
выдержал Сенька. — Делать-то чего будем?
— Не “хренью маетесь”, а “занимаетесь
ерундой”. Это раз. — Эраст Петрович склонил голову, любуясь своими
каракулями. — Я не занимаюсь ерундой, а концентрирую мысль при помощи
каллиграфии. Это два. Безупречно написанный иероглиф “справедливость” помог мне
перейти от дедукции к п-проекции. Это три.
Скорик подумал и спросил:
— А?
Господин Неймлес вздохнул:
— Если ты чего-то недопонял или не
расслышал, нужно говорить: “Простите, что?” Проекция в данном случае означает
вывод аналитических умопостроений в п-практическую фазу. Итак. Благодаря
твёрдости мадемуазель Ташки убийца остался ни с чем. Где и как тебя искать, ему
неизвестно. Это с одной стороны хорошо, с другой стороны плохо.
— Чего ж плохого-то? — удивился
Сенька.
— Преступник (предлагаю пока дать ему имя
Кладоискатель) не может действовать, а стало быть, никак себя не проявит и
ничем себя не выдаст. — Эраст Петрович оценивающе посмотрел на
Скорика. — Можно, конечно, половить на живца, то есть нарочно подставить
ему тебя, но слишком уж этот господин б-брутален. Ловля может выйти
рискованной.
С этим Сенька спорить не стал. Видел он, как
на живца-то ловят — на уклейку там или ещё на какую малую рыбёшку: сначала щука
наживку зацапает, в хребте зубьями увязнет, и только потом уж её, хапугу,
вытягивают ответ держать.
— А без живца его ловить как-нибудь
можно? — осторожно поинтересовался он.
— Модзьно, — сказал сенсей. —
Не на дзивца, а на мертвеца. Да, господзин? Я угадар?
Эраст Петрович нахмурился:
— Да, угадал. Но сколько раз тебе
говорить: не пытайся каламбурить. Для этого ты ещё недостаточно овладел русским
языком.
Сенька наморщил лоб. Выходило, что он один тут
дурак, а остальные все умные.
— Какого ещё мертвеца?
— Маса имеет в виду даму по имени
Смерть, — объяснил инженер. — Каким-то пока непонятным нам образом
все хитровские з-злодеяния, произошедшие за последний месяц, связаны с этой
особой. Равно как и все основные действующие лица: и Князь, и Очко, и прочие
корифеи делового мира, и не в меру шустрый пристав, да и главная мишень
Кладоискателя тоже.
Это про меня, догадался Скорик.
— Вы хотите его через Смерть поймать?
Думаете, она заодно с этим гадом? — недоверчиво спросил он.
— Нет, не д-думаю. Более того, она
согласилась мне помочь.
Вот это новость! Выходит, когда
разочаровавшийся в людях Сенька через форточку вылез, они о чем-то там меж
собой уговорились? Верней, он её уговорил, растравил себе душу Скорик. И не
удержался, с небрежным видом спросил:
— Что, уделали её? Чай, нетрудно было.
Голос, иуда, дрогнул.
Инженер же легонько щёлкнул Сеньку по лбу.
— Подобных вопросов, Сеня, не задают, и
уж во всяком случае на них не отвечают. Это раз. О женщинах вообще в п-подобном
тоне не говорят. Это два. Но поскольку мы все, и в том числе она, будем делать
одно общее дело, во избежание д-двусмысленностей отвечу: я эту барышню не
“уделал” и даже не пытался. Это три.
Верить или нет? Может, попросить, чтоб
побожился?
Скорик испытующе посмотрел на господина
Неймлеса и решил, что такой врать не станет. Сразу будто камень с души
свалился.
— А чем Смерть может нам помочь? —
перешёл он на деловитый тон. — Если б чего про Кладоискателя этого знала,
то, верно, сказала бы. Она зверства всякие не одобряет.
Маса значительно покряхтел — мол, готовьтесь,
сейчас объявлю важное. Сенька к японцу повернулся, а тот произнёс такое, что не
поймёшь — не разберёшь:
— Тайфу-но мэ.
Но инженер понял.
— Именно. Очень точная м-метафора. Око
тайфуна. Знаешь, Сеня, что это такое? — Дождавшись, пока Скорик помотает
головой, стал объяснять. — Тайфун — это страшный ураган, который несётся
по морям и землям, сея разрушение и ужас. Но в самом центре этого вихря
сохраняется очаг безмятежного покоя. Внутри тайфунова ока царит мир, но без
этого с-статичного центра не было бы и свирепого смерча. Смерть не преступница,
она никого не убивает — просто сидит у окна и вышивает на полотне причудливые
узоры. Но самые беспощадные злодеи миллионного города роятся вокруг неё, как
пчелы вокруг матки.
— Тодзе хорошее сравнение, —
похвалил Маса. — Но моё все-таки ручше.
— Во всяком с-случае, романтичней. В эти
дни я несколько раз наведывался в дом на Яузский бульвар и имел возможность
узнать хозяйку ближе.
Ах, вот как? Сенька снова набычился. Ну вы,
Эраст Петрович, и ловкач, всюду поспеваете. “Узнать ближе” — это как?
