Я вернулась на кухню, выбрала самую чистую на вид чашку и еще долго полоскала ее под струей горячей воды, прежде чем решилась пить. Отравиться какой-нибудь химической гадостью совершенно не хотелось. Совершенно случайно мой взгляд упал на мусорное ведро. Едва не поперхнувшись, я торопливо выплеснула из чашки остатки воды, бросила ее в раковину, едва не расколов, и наклонилась над ведром. Никаких сомнений: из-под скомканной бумаги торчал уголок паспорта. Я осторожно, словно боясь, что он насквозь пропитан взрывчатым составом и вот-вот рванет, вынула его из ведра и так же осторожно раскрыла. Паспорт был выдан Первомайским РОВД города Тарасова на имя Фюрера Бориса Карловича.
Я едва не взвыла. Уже в который раз спрут обвел меня вокруг пальца. Подумать только, я ведь решила, что он будет уходить из города только завтрашним рейсом, я вполне могла потерять почти сутки, а потом безуспешно ждать его в аэропорту. То, что я вообще оказалась в этой квартире, – чистая случайность. Во-первых, я не должна была даже догадываться о ее существовании, во-вторых, не должна была знать адрес, а в-третьих, это просто чудо, что я не поленилась проверить этот адрес, отложив встречу до завтра. А что было бы, если бы преступник не выкинул более ненужный ему предмет в мусорное ведро, а просто оставил где-нибудь на столе? Я бы решила, что он обязательно за ним вернется, и опять же потеряла бы уйму времени, дожидаясь его здесь.
Как бы там ни было, но паспорт я держала в руках. Было совершенно ясно, что билет на завтрашний дневной рейс – еще один ложный след. Преступник собирался уходить любым другим способом, но только не этим. Я хлопнула себя по лбу. Вокзал. Со второго этажа здания отлично просматривается привокзальная площадь и сверх того – изрядный кусок прилегающей территории. Оттуда очень удобно наблюдать за всеми подъезжающими машинами. Очень удобно нажать в нужный момент нужную кнопку. Очень удобно спокойно убить человека, считавшего тебя своим другом, а потом так же спокойно пойти покупать билет. Я вспомнила, что проходящий до Москвы останавливается примерно в это время и торчит на перроне аж целых сорок минут. И прибывает в Москву рано утром, задолго до авиарейса.
Уже сбегая по лестнице, я снова полезла за телефоном.
– Алло, Клавдию Михайловну можно? – быстро заговорила я в трубку. – Тетя Клава, здравствуйте, это Женя. Дневная смена еще не ушла?
– Ну раз уж я здесь, то, наверно, не ушла, – рассудительно сказала тетя Клава. – Хотя, может быть, кто-нибудь и пораньше отпросился, откуда ж мне знать?
– Тетя Клава, у меня очень большая просьба, – продолжала я, запрыгивая в машину. – Задержите, пожалуйста, кассиров дневной смены, очень вас прошу.
– Да как же я их задержу-то? – недоуменно спросила тетя Клава. – Я им не начальник. Была бы начальник, тогда другое дело.
– Тетя Клава! – взмолилась я. – Ну придумайте что-нибудь! Не знаю, с начальством договоритесь, что ли. Это очень, очень важно!
– Естественно, очень важно. Я уже и не помню, когда ты ко мне по не очень важному делу обращалась, – проворчала тетя Клава. – Ладно, что-нибудь придумаю. Только имей в виду, у тебя на все про все полчаса, не больше. Где ты сейчас, добраться успеешь?
– Да, тетя Клава, спасибо большое. Полчаса больше чем достаточно, я здесь недалеко и надолго вас не задержу.
– Дай-то бог, знаю я твои планы, – снова проворчала тетя Клава. – Как тогда в Ленинград ехала, помнишь? Сперва одно место просила, для себя, а потом привела целый табор, а сама не поехала. Я до сих пор как этого проводника увижу, так не знаю, куда глаза девать.
Я украдкой вздохнула. Были у тети Клавы две привычки, раздражавшие меня до крайности. Во-первых, она упорно продолжала называть Санкт-Петербург Ленинградом, а во-вторых, никогда не упускала случая поворчать по поводу той давней истории. Когда-нибудь я не сдержусь и обязательно все это ей выскажу, но не сейчас. Сейчас нет времени.
– Я скоро подъеду, – сухо произнесла я и выключила телефон.
Дорога и впрямь заняла очень мало времени, я без приключений миновала два перекрестка, на которых обычно скапливались чудовищные пробки, и добралась до вокзала меньше чем за десять минут. Войдя в здание, уверенным шагом направилась к неприметной двери с надписью «Посторонним вход воспрещен». Тетя Клава работала в кассах на втором этаже, мне предстояло подняться по крутой лестнице с щербатыми ступенями. На площадке между этажами курила немолодая полная блондинка в железнодорожной форме. Я уже было прошла мимо, как вдруг она все-таки решила меня окликнуть:
– Алло, девушка! Туда посторонним нельзя. Вы что, неграмотная? На дверях для кого написано?
– А я не посторонняя, – ответила я, медленно спускаясь обратно. – Я к тете Клаве… К Боженовой Клавдии Михайловне. Она еще здесь?
– Здесь, где же ей быть, – успокоилась блондинка. – А вы, значит, и есть та самая родственница из милиции?
– Старший лейтенант Охотникова, – не моргнув глазом, представилась я. Боже, что тут тетя Клава про меня наговорила?
– Ясно, – криво улыбнулась блондинка. – А кого ищете?
– Я же вам говорю: тетю Клаву. Боженову, – терпеливо повторила я.
– Да я не о том спрашиваю, – снова ухмыльнулась железнодорожница. – Ловите кого? Тех, что машину взорвали, да? Фоторобот принесли?
– С чего вы взяли? – удивилась я.
– Так ваши сегодня уже были, спрашивали, – ответила железнодорожница. – Я еще удивилась, когда Клава попросила всех девчонок остаться, а потом подумала, что раз еще спрашивать собираются, значит, чего-то новое накопали. Так я права, вы с фотографиями пришли? – пытливо прищурилась блондинка.
– Ошибаетесь, – сказала я, протягивая Борин паспорт. – Но только самую малость.
– Вот так, уже и документы его нашли. Лихо, – одобрительно цокнула языком железнодорожница, раскрывая паспорт. – Это он и есть? Так вот что я вам скажу, девушка. Зря девчонок задерживали, билеты-то я ему продавала.
– Как бы раньше знать, – пожала плечами я. – А вы уверены, что это он?
– Еще бы, – кивнула кассирша. – Я на него поначалу внимания не обратила, он все у окна торчал. На втором этаже, прямо напротив моего окошка. Как та машина загорелась, все люди, естественно, к окнам бросились, а он, наоборот, от окна к кассе пошел. Мне бы еще тогда сообразить, что дело нечисто, так до меня только под вечер дошло. Уже и поезд ушел, и ваши тут всех передопрашивали, я все сижу дура дурой. Это он, наверно, меня своими билетами с панталыку сбил.
– Билетами? – переспросила я. – А он разве два взял?
– Если бы два, – усмехнулась кассирша. – Четыре не хотите? Целое купе оплатил. Уж я ему втолковывала, что по будням вагоны полупустые, нижние полки и то не всегда заняты, твердила, а он ни в какую. Хочу, говорит, четыре билета в одно купе до Москвы, и все тут.
– Скажите, а вещи у него какие-нибудь были? – спросила я. – Чемодан, например, или сумка?
– Да что вы такое спрашиваете! – воскликнула блондинка. – Сами-то вы как думаете? Здесь все-таки вокзал, девушка, а не баня, почти все с вещами. Вот только чемодан или сумка – хоть убейте, не помню. Но вещи были, точно. Скорее все-таки сумка. Вроде бы он, когда от окна отходил, за ней нагнулся и так вот ее на плечо закинул. Но вообще-то я не уверена, закидывал, не закидывал… Вот наклонялся точно.
