А начинать серьезный разговор сейчас было неуместно, так как на веранде появилась мать Малколма, вышедшая поприветствовать их.
Сидя на веранде рядом с Терри Анн Дуглас и чувствуя на себе ее сверлящий взгляд, Селия вытерла вспотевшие руки о свое красное шелковое платье. Малколм припарковывал машину и разбирал их нехитрый багаж. Было видно, что он попросил свою мать позаботиться обо всем остальном. Терри Анн велела накупить продуктов, взбить перины. Она отпустила на выходные почти всю прислугу, лишь банкетная служба должна была быстро и незаметно подвозить еду.
— Миссис Дуглас…
— Пожалуйста, называйте меня Терри Анн, — любезно сказала мать Малколма.
— Хорошо. Терри Анн… м-м-м… — Она забыла, что хотела сказать.
Господи, это так неловко. Селия старалась подготовиться к разговору с этой женщиной еще в тот момент, когда думала, что Малколм оставит ее со своей матерью в Штатах. И все же Селию застали врасплох.
Может, эта неловкость возникла из-за того, что воспоминания об их ночи еще так свежи и ей не терпелось снова заняться сексом. Селия водила пальцами по невысокой ограде, отделявшей ее от чудесного сада, где под лучами солнца уходящего дня блестел фонтан с ангелочками. В воздухе витал блаженный аромат, а ей становилось все хуже, в животе начинались спазмы. Мать Малколма была рядом, разливала чай и подавала сэндвичи, словно все в порядке и в прошлом у них не было конфликта. Словно они могли стереть из памяти их последний разговор.
Это был даже не разговор, это был настоящий скандал.
Терри Анн кричала и обвиняла Селию в том, что та ломает Малколму жизнь.
Это случилось так давно.
Время оказалось милостиво к Терри Анн, тревоги постепенно ушли в прошлое. Ее русые волосы слегка поседели, но под голубыми глазами больше не было черных кругов усталости. Она по-прежнему предпочитала ковбойские сапоги и джинсовые юбки. Интересно, забыла ли она былые обиды?
Селия попыталась улыбнуться, показывая рукой в направлении столика, заставленного сэндвичами, кексами и чаем:
— Спасибо за ваше гостеприимство.
— Не за что. Малколм столько делает для меня, это минимальное, чем я могу отплатить ему. — Терри Анн присела и стала наполнять тарелку. — И он не часто просит меня о помощи.
Селия откусила кусочек сэндвича с огурцом.
— М-м-м… спасибо. — Черт, она как заезженная пластинка.
— Малколм захотел бы более плотный завтрак, но мне кажется, вам больше понравится легкая еда.
— Простите. — Селия аккуратно отставила фарфоровую тарелочку. — Вы не возражаете, если до возвращения Малколма мы поговорим начистоту?
— Не понимаю, о чем вы. — Терри Анн складывала и расправляла салфетку на коленях.
— Восемнадцать лет назад вы ясно дали мне понять, что не одобряете выбор вашего сына. — Селия сжала подол своего платья и ненавидела себя за то, что выдала свою нервозность. Еще больше ей было неприятно, как эта женщина вновь заставила ее почувствовать себя шестнадцатилетней провинившейся девчонкой. — Я не жду, что мы станем подругами только потому, что Малколм привез меня сюда.
— Спасибо, что сказали, — невозмутимо ответила Терри Анн. — Я не хотела бы расстраивать своего сына.
— А я не собираюсь тут рассказывать сказочки и мутить воду. Я знаю, у вас нет причин доверять мне, но я теперь не та самовлюбленная эгоистичная девчонка.
— Раз мы говорим начистоту, то да, вы были избалованной, но мой сын сам сделал свой выбор, — неожиданно великодушно ответила Терри Анн. — В конечном итоге вы не сломали ему жизнь. Этот интернат был лучшим выходом из сложившейся ситуации. У него появились возможности, которых я никогда не могла ему предоставить, сколько бы ни подрабатывала уборщицей или официанткой.
Селия никогда не рассматривала случившееся с этой точки зрения. Для нее его приговор был… наказанием за преступление, которое Малколм не совершал. Она хранила молчание, а Терри Анн продолжала:
— Ваш отец помог нам. Он уговорил судью направить Малколма в этот интернат, а не в тюрьму или какую-нибудь жуткую колонию для несовершеннолетних.
В голове Селии мелькали картинки ее прошлого и секреты, которые хранил отец. Почему он не сказал ей, что сделал для Малколма?
— Папа никогда не говорил мне. Но тогда у меня у самой были серьезные проблемы.
Во время беременности у нее началась депрессия, только усилившаяся после рождения ребенка. Послеродовая депрессия превратилась в настоящее нервное истощение. Потом последовал долгий и мучительный процесс реабилитации, и только много позже Селия смогла снова вернуться к нормальной жизни.
Может, отец просто не хотел травмировать ее этими воспоминаниями? Тогда она, возможно, и была не в силах обсуждать эту тему, но сейчас уже готова. И как странно было осознавать это. Принять это. Успокоиться душой.
Терри Анн улыбнулась, пальцем вытерла размазанную помаду с уголка губ.
— Я не буду отрицать, что была довольна, что вы исчезли из жизни моего сына. Я знаю, что значит быть родителем в таком юном возрасте, и хотела для него лучшей участи, — произнесла она.
— Но Малколм так многого добился. У него такая интересная жизнь. — Интересно, знает ли Терри Анн о его работе в Интерполе и о том, каким хорошим человеком он в итоге стал? — Вы в одиночку вырастили замечательного сына.
— Это было очень трудно, но я была за него в ответе, раз произвела на свет. Думаете, я хотела бы, чтобы он прошел через те же мучения, что и я? Он стал отцом в более раннем возрасте, чем я родила его. Мне-то было, по крайней мере, девятнадцать. — Терри Анн выразительно посмотрела на нее. — Но вы прекрасно понимаете, что значит сделать правильный выбор для своего ребенка. Мы можем сделать только то, что в наших силах. — Мать Малколма снова потрясла ее своим неожиданным пониманием. — Нам не надо, как вы говорите, быть подругами. Я вас не знаю, вы уже взрослый человек. Предлагаю начать все с чистого листа. — Она поднялась, расправила джинсовую юбку, взяла пару сэндвичей и завернула их в салфетку. — Я оставлю вас с Малколмом. Скажите ему, что в холодильнике есть его любимое жаркое, а на столе ореховый пирог.
Показывать Селии дом было одновременно приятно и волнительно. Пока ей все нравилось. Она ахала, разглядывая антиквариат в обеденном зале. Кружилась в лучах солнца, проникавших сквозь купол зимнего сада. Блаженно вздыхала в музыкальной комнате.
А Малколм все терялся в догадках, отчего она так напряжена после разговора с его матерью.
Может, настало время выяснить?
— О чем вы с мамой говорили? — спросил он, ведя Селию через кухню к погребку, где находилась главная достопримечательность его дома.
— О тебе, конечно. Она оставила для тебя твою любимую еду, — ответила она, скользя пальцами по прохладной каменной стене коридора. Путь освещали канделябры, в которых, казалось, пляшут огоньки пламени. — И мы вспоминали, как ты попал в интернат. Как она благодарна за это моему папе.
