Каролина написала письмо несколько недель назад и собиралась отослать, но всякий раз, подходя к почтовому ящику, думала о Фебе, о теплом прикосновении ее ручек, о том, как она лепечет, когда всем довольна, – и не могла решиться. Вот и сейчас она отложила его и легла, вмиг оказавшись на грани между явью и сном. Однажды в этом дремотном состоянии ей привиделась приемная больницы с чахлыми растениями, их листья колыхались в жарко натопленном воздухе. Каролина, вздрогнув, распахнула глаза и долго лежала без сна, не понимая, где она и что с ней.
«Здесь, – сказала она себе, проводя рукой по холодной простыне. – Я – здесь».
* * *
Утром комнату наполнило солнце и мелодия трубы. Феба, лежа в кроватке, тянула ручки, словно хотела поймать звуки, порхающие, как бабочки или светлячки. Каролина быстро привела себя в порядок, одела Фебу и понесла ее вниз, ненадолго задержавшись на втором этаже, чтобы заглянуть к Лео. Он расположился в своем солнечном кабинете с желтыми стенами, на кушетке, вокруг которой валялись книги, закинув ладони за голову и глядя в потолок. Каролина посмотрела на него с порога – в эту комнату ей не разрешалось входить без приглашения, – но он притворился, будто не замечает ее. Старик с лысиной, окруженной венчиком седых волос, явно не сменивший вчерашнюю одежду, внимал музыке, которая рвалась из колонок и сотрясала весь дом.
– Завтракать будете? – крикнула Каролина.
Он махнул рукой: мол, без вас обойдусь. Ну и пожалуйста.
Каролина спустилась еще на один пролет, в кухню, и поставила кофе. Даже здесь, хоть и слабо, были слышны трубы. Усадив Фебу в высокий стульчик, она принялась кормить ее яблочным пюре, яйцами, творогом. Трижды Каролина вкладывала ложку в маленькие пальчики; трижды ложка звякала о металлический поднос.
– Ничего, – громко сказала Каролина, но ее сердце обожгло холодом. В памяти гулким эхом раздались слова Доро: что с ней будет? Действительно, что? Ведь Фебе почти год, а она ничего не может удержать в руках.
Каролина прибрала на кухне и прошла в столовую, чтобы сложить снятое с веревки, пропахшее ветром белье. Лежа на спине в манеже, Феба весело пускала пузыри и бессмысленно болтала ручонками, попадая ладошкой по кольцам и игрушкам, которые развесила над ней Каролина. Изредка Каролина отвлекалась от своего занятия, подходила и поправляла все эти яркие предметы, надеясь, что Феба, привлеченная их блеском, перевернется на живот.
Через полчаса музыка внезапно оборвалась и на площадке лестницы возникли ноги Лео в аккуратно зашнурованных, начищенных кожаных ботинках. Брюки были ему коротки на несколько дюймов, из-под них виднелись бледные голые лодыжки. Постепенно он весь появился в поле зрения – высокий, некогда плотный и мускулистый человек. Сейчас кожа вялыми складками висела на его тощем теле.
– Отлично, – радостно сказал он, кивая на белье. – Наконец-то мы обзавелись горничной.
– Завтрак? – спросила Каролина.
– Я сам.
– Тогда вперед.
– К полудню вас уволят, уж я позабочусь! – крикнул он из кухни.
– Вперед, – повторила она.
Тут же посыпались кастрюли, понеслась старческая ругань. Каролина представила, как Лео, нагнувшись, пытается совладать с посудой и засунуть ее обратно в шкаф. Надо бы пойти помочь – впрочем, нет, пусть разбирается сам. Первое время она боялась ему перечить и вскакивала на каждый зов, но однажды Доро отвела ее в сторону и сказала: «Послушайте, вы не прислуга и подчиняетесь мне, нечего быть у него на посылках. Вы отлично работаете и тоже здесь живете». Так Каролина поняла, что ее испытательный срок закончился.
– Лео прошаркал из кухни, с яичницей на тарелке и стаканом апельсинового сока.
– Не переживайте, – заявил он, раньше чем Каролина успела раскрыть рот. – Выключил я вашу плиту, черт бы ее побрал и вас вместе с ней. А теперь иду наверх, чтобы хоть позавтракать спокойно.
– Перестаньте чертыхаться, – сказала Каролина.
Он что-то буркнул под нос и затопотал по лестнице. Каролина замерла, бессильно уронив руки и глядя на птицу за окном – кардинал сел на куст сирени и тут же упорхнул. Вдруг захотелось плакать. Зачем она так круто поменяла свою жизнь? Для чего она здесь, в месте, откуда нет возврата? И что в конце концов будет с ней самой?
Через пару минут наверху снова заиграли трубы, а в дверь дважды позвонили. Каролина подняла Фебу из манежа.
– Пришли, – проговорила она, вытирая глаза запястьем. – Пора заниматься.
Едва дверь открылась, в дом влетела Сандра с большой тряпичной сумкой в одной руке и с Тимом, повисшим на другой. Сандра, высокая, ширококостная и крайне волевая блондинка, без церемоний плюхнулась посреди ковра и вывалила перед собой гору игрушек.
– Прости, что так опоздала. Движение – просто жуть, – затараторила она. – Ты еще не очумела от жизни у самой дороги? Лично я точно сдвинулась бы. Ладно, неважно, гляди, что я нашла. Смотри, какие пирамидки – пластмассовые, разноцветные. Тим их обожает.
Каролина тоже села на пол. Сандра, как и Доро, была ее неожиданным другом, человеком, которого она никогда не встретила бы в прошлой жизни. Они познакомились в библиотеке тоскливым январским днем, когда Каролина, обозлившись на экспертов и мрачную статистику, в отчаянии захлопнула книгу. Сандра, сидевшая через два стола от нее, перед стопками книг с до боли знакомыми корешками и обложками, подняла глаза. Как я вас понимаю! Иной раз от возмущения окно тянет кокнуть!
Они разговорились: сначала робко, потом взахлеб. Тиму, сыну Сандры, было почти четыре. Он тоже страдал синдромом Дауна, но Сандра долго этого не знала. Видела, конечно, что мальчик развивается медленней трех ее других детей, но винила его природную леность и не считала необходимым щадить. У нее хватало забот, и она требовала от Тима того же, что и от других детей, закрывая глаза на то, что он во всем отстает. Ходить Тим научился к двум годам, пользоваться туалетом – к трем. Диагноз потряс всю семью, но предложение врачей сдать сына в приют взбесило Сандру и заставило действовать.
Каролина слушала, и с каждым словом Сандры на душе у нее становилось легче.
Из библиотеки они пошли пить кофе. Каролина никогда не забудет тот день и свою радость: она словно медленно просыпалась от бесконечной спячки. Они с Сандрой все не могли наговориться. Прикидывали: что будет, если и дальше относиться к этим детям как к самым обычным малышам? А вдруг они постепенно станут как все? Пусть не очень и не по книге. Что, если наплевать на всякие там диаграммы роста и развития? Сохранить надежды и просто не думать о времени? Чем плохо? Почему не попробовать?
Действительно, почему? Они стали встречаться дома, у Каролины или у Сандры, вместе с ее старшими хулиганистыми мальчишками. Пригождалось все: книжки, игрушки, исследования специалистов, рассказы родителей таких же детей, собственный жизненный опыт – Каролины как медсестры, Сандры как учительницы и матери четверых ребят. Во многом помогал обыкновенный здравый смысл. Чтобы научить Фебу переворачиваться, нужно положить яркий мячик так, чтобы ей пришлось к нему тянуться, а чтобы у Тима развивалась координация движений, надо давать ему ножницы (но только тупые!) и разноцветную бумагу. Дело шло медленно, иногда безрезультатно, но для Каролины эти занятия стали настоящим спасением.
